Приехала Юля через две недели, и взяла дочь на руки. Она соскучилась по Маше, а малышка, напротив, отвыкла от неё, и взяв гостинец, побежала к сестре, чтобы угостить Аню конфетами.
– Вот ведь как…- Юля недовольно поморщилась, – она уже и отвыкает от меня. Надо мне о детском саде срочно договариваться…
Юля уже работала в цехе по пошиву постельного белья. Ей понравился женский коллектив, и особенно было хорошо ходить по городу вечерами, когда светились витрины, а в торговом центре можно было выбирать себе на будущее какую-нибудь обновку.
Когда Юля вернулась снова на выходной день в посёлок, ей показалось, что уже никто не рад ей. Иван был как тень. Осунувшийся, молчаливый, он избегал жену, уходя в свою столярную мастерскую. Правда, там он не работал, а садился за стол, и обхватив голову руками, сидел и смотрел в окошко, выходящее в сад.
Бабушка и дед не избегали Юли, а делая вид, что ничего не случилось, занимались с детьми: то читали им, то шли гулять на детскую игровую площадку, где было много ребятишек.
Юля чувствовала себя лишней, будто бы чужой. Это ей не нравилось, и она обижалась на всех, даже на свою маленькую дочку. В этот раз, собираясь уезжать, вечером она села на крылечко, дожидаясь автобуса. Никто не вышел провожать её. Лишь только скрипнула дверь, выскользнула неслышно из дома Аня, и приблизившись почти вплотную к Юлии, села рядом и зашептала:
– Я знаю, что ты больше не любишь папу, хотя он очень хороший… Но очень прошу: миленькая, хорошая, добрая мама Юля! Не увози от нас сестрёнку! Не забирай Машу… Я не выдержу. Честное слово! Пусть она живёт у нас. Мы же хорошо за ней смотрим, любим её, и она нас. Пусть Машка останется тут, Богом прошу, не знаю, что с нами станет, если Машу увезёшь. Кто с ней там так будет возиться, ухаживать? Чужие тётки в садике? Какие там соседи в общежитии? Нет своей комнатки… Пожалей и Машу, и всех нас. Милая, хорошая… Мама…
По лицу девочки струями лились слёзы. Юля даже испугалась.
– Что ты? Тебя отец подговорил или бабушка? – спросила она, гладя девочку по голове, – не плачь, тихо. А то услышат.
– Я и так тихо… Никто не учил. Сама я… Не вынесу, ей Богу, не вынесу… Жить без неё не могу. Моя роднулька, и как там будет одна?
– Она не будет одна. Есть я – родная мать. А в садики сотни детишек ходят, – пыталась объяснить Юля, но и сама понимала, что малышке будет лучше в родном для неё доме. Права Аня…
– Пожалуйста, обещай, что не увезёшь Машу…- Аня судорожно цеплялась за рукав Юли, а та, взволнованная такой горячей просьбой Ани, уступила.
– Так я и не сейчас прямо собираюсь. Ещё и садика не дают. И пока всё неясно… – прошептала Юля, всматриваясь в закатное небо, подняв голову, потому что слёзы заблестели и в её глазах.
– А ты и не бери садик, и приезжай обратно домой. Папа будет рад. Он так тебя любит. Не ест почти ничего. Бабушка извелась с ним… Зачем тебе город? Вот вырастем мы с Машей, тогда и решим кому где жить… А то жалко и папу, и Машу, и всех. Для чего этот переезд, когда кроме тебя никто не хочет ехать? – Аня уже более спокойно рассуждала и перестала плакать.
Они посидели молча. Девочка успокоила дыхание, вытерла щёки, и привалилась к Юле на плечо, чуть шмыгая носом.
– Что вы тут? – вышла на крылечко бабушка.
– Вот меня Аня проводила… Поеду я… До свидания… – Юля, подхватив сумку, направилась к остановке. Но отойдя несколько шагов, она оглянулась на дом и увидела, как качнулась занавеска на тёмной веранде. Наверняка это был Иван. А из открытого кухонного окошка торчали две маленькие головки дочерей. Маша отчаянно махала ладошкой, а Анечка держала её за плечи, чтобы сестрёнка не упала.
Юля остановилась. Сердце её дрогнуло. Странное предчувствие беды, какого-то ненастья в душе остановили её. Она, постояв на дороге, снова вернулась на крылечко и села на ступени.
Вспомнился и недавний разговор на обеде в фабричной столовой. Там в окружении швей, а это были женщины разных возрастов, её начали пытать о семье, личной жизни, и слушая рассказ Юли, новые коллеги, не стесняясь в выражениях высказали всё, что думали о ней.
– Вот таким дурёхам и везёт на настоящих мужиков! А мы тут в городе одни перебиваемся. Кто вдовая, кто разведёнка, а которая и вовсе мужика не нашла, а ты с жиру бесишься, Юлька. Горя не видала. И не битая живёшь, – сказала самая уважаемая работница со стажем Антонина Петровна.
– Дай адресок твоего бывшего! – хохотали молодые женщины, – Может в нормальных женских руках мужик и отогреется.
– Вон у Катьки Петровой мужика не было и нет. Так она твоего на руках носить будет. И осчастливит, и сыновей ему родит… А ты ищи ветра в поле, – поддержали Антонину Петровну и другие женщины.
Неприятный осадок после осуждения в коллективе остался у Юли. Даже задумалась она: не уйти ли ей от таких прямолинейных правдорубов- баб? И настроения работать в цехе поубавилось.
Позже, вспоминая разговор, Юля думала, что ведь и правы её швеи. Подхватят мужа, и не постесняются. А получиться ли у неё снова завести семью, ещё неясно…
Она сидела на ступеньках дома, и уже совсем стемнело, когда вышел и сел рядом муж. Он помолчал, а потом придвинулся к ней, и накинул снятую со своего плеча куртку.
– Холодеет. Пошли спать. Поздно уже…
Она положила голову ему на плечо и прошептала:
– Ну, поругайся хоть, что ли… Скажи, что я дура. Обматери… Вань…
Он молчал, но она слышала, как громко билось его сердце, как он еле сдерживал взволнованное дыхание. А потом в сенях что-то упало. То ли покатилось пустое ведро, то ли опрокинулись тазы на скамейке.
– Анька, небось, подслушивает. Мается девка. Всех ты нас тут с ума свела… Но если одумалась, то больше попрекать не стану. Всякое бывает. Только больше не твори таких дел, пожалуйста. Дети у нас, – голос Ивана звучал глухо, мягко, как молитва, просьба, уверение.
Юля обняла мужа и прошептала:
– Бес попутал. И сама не знаю, куда рванула. Не буду больше сбегать. Обещаю…
А наутро всё уже шло своим чередом. Семья жила, как и прежде. Юля хлопотала по дому, девочки вились рядом, а Иван сдержанно посматривал на жену, но тёпло и ласково.
На вопросы соседей о городе, Юля спокойно отвечала:
– Да что там хорошего в городе? Работы с большим рублём нет, а лучшие места уже заняты. Хорошо там, где нас нет. А тут – семья, муж и дети. И любовь никто не отменял.
