Алина обернулась. У молочного отдела стояла Виталина — соседка Елизаветы Марковны. Рядом с ней — ещё две женщины.
— Ужас какой! — ахнула одна. — А что сын?
— Сын под каблуком! Эта змея его совсем запугала! Елизавета Марковна говорит, она ему угрожает — мол, ребёнка не даст видеть!
— Кошмар!
Алина подошла к ним.
— Добрый день, Виталина.
Женщина побледнела.
— А… Алина…
— Я слышала, вы обсуждаете нашу семейную ситуацию. Хотите узнать правду?
— Мы не…
— Правда в том, что Елизавета Марковна сама ушла из нашего дома, когда поняла, что больше не может манипулировать сыном. Правда в том, что она довела до нервного срыва жену одного сына и вообще не знает о существовании пятерых внуков от двух других. Правда в том, что она токсичный человек, отравляющий жизнь всем вокруг.
— Как вы смеете!
— СМЕЮ. И если вы продолжите распространять сплетни, я подам на вас в суд за клевету. У меня есть свидетели, записи, доказательства. Хотите проверить?
Виталина попятилась.
— Вы… вы не посмеете…
— ПОСМЕЮ. Так что лучше молчите. И Елизавете Марковне передайте — пусть тоже молчит. Иначе я расскажу всем, какая она на самом деле «заботливая» мать и бабушка.
Алина развернулась и ушла, оставив женщин в шоке.
***
Вечером позвонил Григорий.
— Алина, мама в больнице.
— Что случилось?
— Сердечный приступ. Настоящий, не симуляция. Врачи говорят, это стресс.
— Мне жаль.
— Она хочет тебя видеть.
— НЕТ.
— Алина…
— Григорий, НЕТ. Я не пойду к ней. И ты не заставишь меня.
— Я и не собирался заставлять. Просто передаю. Она… она просит прощения.
— ПОЗДНО.
— Я знаю. Я тоже так сказал. Она плакала.
— Это её проблемы.
— Да. Алина, можно мне прийти? Увидеть Мирона?
Алина помолчала.
— Завтра. В десять утра. На час.
— Спасибо.
Григорий пришёл ровно в десять. Выбритый, в чистой одежде, с игрушкой для сына.
— Привет.
— Привет.
Они сидели в гостиной, наблюдая, как Мирон играет с новой машинкой.
— Я снял квартиру, — сказал Григорий. — Отдельную. Начал ходить к психологу.
— Правда?
— Да. Психолог говорит, у меня созависимость. Что мама воспитала меня так, чтобы я всегда был виноват перед ней.
— И что ты думаешь?
— Что психолог прав. Я вспомнил столько всего… Как мама угрожала самоубийством, когда я хотел поступать в другой город. Как симулировала болезни, когда я встречался с девушками. Как настраивала меня против отца, а потом против братьев.
— И что теперь?
— Теперь я хочу научиться жить по-другому. Быть нормальным мужем и отцом. Если ты дашь мне шанс.
— Я подумаю.
— Это всё, о чём я прошу.
Мирон подполз к отцу, протянул ему машинку. Григорий взял её, покатал перед сыном. Мирон засмеялся.
— Он меня помнит, — удивился Григорий.
— Конечно помнит. Ты его отец.
— Плохой отец.
— Пока да. Но можешь стать хорошим.
— Буду стараться.
Час прошёл быстро. Григорий поцеловал сына, кивнул Алине и ушёл. Она смотрела в окно, как он идёт по улице — сутулый.
***
Елизавета Марковна вышла из больницы через две недели. Она позвонила Алине сама.
— Алина, это я.
— Я знаю.
— Я… я хочу извиниться.
— Не надо.
— Надо. Я была неправа. Я вела себя ужасно. Я… я одинокая старая женщина, которая боится потерять последнего сына.
— Вы уже потеряли всех троих.
— Да. Я знаю. Святослав приезжал. Рассказал про Милану, про детей. Я не знала…
— Знали. Просто не хотели признавать.
— Может быть. Алина, я не прошу простить меня. Но позвольте иногда видеть внука. Пожалуйста.
— НЕТ. По крайней мере, не сейчас. Может быть, когда-нибудь, когда Мирон подрастёт. Но не сейчас.
— Я понимаю.
— Нет, не понимаете. До свидания, Елизавета Марковна.
Алина повесила трубку. Мирон сидел на полу, строил башню из кубиков. Она села рядом с ним, помогла поставить последний кубик.
— Мы справимся, малыш. Вдвоём справимся.
***
Прошёл месяц. Григорий приходил каждые выходные, играл с Мироном, помогал по дому. Не настаивал, не торопил, просто был рядом.
Однажды вечером он принёс ужин из ресторана.
— Подумал, ты устала готовить.
— Спасибо.
Они ели молча. Мирон спал в своей кроватке.
— Психолог говорит, у меня прогресс, — сказал Григорий.
— Это хорошо.
— Я перестал звонить маме каждый день. Теперь только раз в неделю.
— И как она?
— Плохо. Но это не моя ответственность. Психолог объяснил — я не обязан быть её эмоциональным костылём.
— Умный психолог.
— Да. Алина, я не тороплю тебя. Но я хочу, чтобы ты знала — я изменился. Правда изменился.
— Я вижу.
— И?
— И мне нужно ещё время. Но… но я готова попробовать. Медленно, осторожно, но попробовать.
Григорий улыбнулся.
— Спасибо.
***
Елизавета Марковна сидела в своей съёмной квартире одна. Телевизор бубнил что-то о погоде, но она не слушала. На столе лежали фотографии — сыновья, внуки, которых она никогда не видела.
Позвонила Виталина.
— Лиза, ты как?
— Нормально.
— Слышала, Григорий вернулся к жене.
— Да.
— Ты простила их?
— Нет. Но это уже неважно. Они не нуждаются в моём прощении.
— Но как же так! Ты же мать!
— Плохая мать. Я только сейчас это поняла. Поздно поняла.
— Не говори так!
— Виталина, мне нужно побыть одной.
— Но…
— До свидания.
Елизавета Марковна положила трубку, выключила телевизор. Время шло, а она оставалась одна. Совсем одна.
***
Прошло полгода. Григорий вернулся домой — не сразу, постепенно. Сначала оставался на ужин, потом на ночь, потом перевёз вещи.
— Мы начнём заново, — сказал он. — С чистого листа.
— Чистых листов не бывает, — ответила Алина. — Но мы можем написать новую главу.
Мирон научился ходить, говорить первые слова. «Мама» было первым, «папа» — вторым. Григорий плакал, когда услышал.
Святослав с Миланой приезжали в гости, привозили своих детей. Дом наполнился детским смехом.
— Как мама? — спросил Святослав.
— Не знаю, — ответил Григорий. — Она не звонит, я тоже.
— Может, стоит…
— Нет. Психолог говорит, мне нужно держать дистанцию. Иначе всё вернётся.
— Наверное, ты прав.
Герман позвонил из Питера, поздравил с годовщиной свадьбы.
— Вы молодцы, что справились.
— Было трудно, — призналась Алина.
— Знаю. Мы с Кристиной тоже через это прошли. Мама пыталась нас развести.
— И что помогло?
— Полный разрыв контакта.
Звонок пришёл в четверг утром — Елизавету Марковну нашли соседи, она лежала на диване, а вокруг были разбросаны фотографии сыновей и внуков. Григорий смотрел на Алину остекленевшими глазами и шептал: «Я убил её, я оставил её умирать одной», собрал вещи и ушёл в тот же день, не слушая её попыток объяснить, что это не его вина. Алина не стала звонить, уговаривать, бегать за ним — просто подала документы в ЗАГС и продолжила жить. Прошёл год, прежде чем до Григория дошло: он опять сбежал к маме, только теперь к её памяти, опять предал жену ради мёртвой женщины, которая даже из могилы управляла его жизнью. А Алина учила Мирона кататься на самокате во дворе, смеялась его шуткам и засыпала спокойно, без страха, что завтра кто-то вломится в её дом и начнёт указывать, как ей жить.
