Сумерки окутывают город, а им не хочется расходиться. Обычная встреча — а как будто открылась заново вся жизнь.
— Она уже не та, — крутилось в голове у Ильи после той странной, растерянно-тёплой встречи. Казалось бы, что ему теперь это ощущение? Всё — позади. Но нет, щемит душа и греет какой-то упрямой надеждой.
Они увиделись снова — через неделю, у цветочного сквера. Вера пришла с букетом пионов, будто нарочно — или просто так совпало? — напомнив, как раньше хмурилась, если он забывал цветы к празднику.
— Пионы — твои любимые? — неуверенно спросил он, боясь, что ошибся.
— Были когда-то, — мягко улыбнулась Вера. — А теперь мне нравятся любые, даже самых обычных оттенков. Главное — внимание.
Илья заметил: голос её стал глубже, спокойнее. Рядом с ним — женщина, умеющая радоваться простым вещам.
— Как кружок? — спрашивал он, цепляясь за детали её новой жизни, чтобы хоть как-то быть ближе.
Вера смеялась, рассказывала истории про соседок — Лидию Петровну, вечно опаздывающую со своими пирожками, Викторию Владимировну, строгую, но с мягкими глазами. Он слушал, не перебивая. Откуда-то из памяти всплывали забытые картинки — как она раньше жаловалась на одиночество, а он отмахивался.
— Ты счастлива? — спросил он вдруг, не выдержав. Вспылил бы — да голос только с трудом держится.
Она подняла взгляд — прямо, честно. Долго молчала. Потом медленно, словно расставляя точки:
— Бывает по-разному. Иногда — очень. Иногда — скучно, страшно, тоскливо… Но жизнь у меня теперь настоящая, не ради кого-то, а для себя тоже. Это тяжело понять, пока не попробуешь. А ты… нашёл своё «счастье»?
Он замолчал, замялся. Хотел соврать — не вышло. Под ложечкой засосало.
— Не знаю, Вера. Наверное, только теперь начинаю понимать, что упустил. Всё казалось — время терпит, всё можно отложить, вроде бы всё надёжно. А оказалось — нет…
Слева услышали глухой смех: мимо прошла пара, держась за руки. Молодые, весёлые — Илья вдруг так остро почувствовал своё одиночество, что сжал кулаки. Но не показал вида.
— Ты прости за резкость, за упрямство… за равнодушие, — выпалил тихо. — Пусть тогда не говорил, сейчас скажу: ценил — сильно. Только поздно понял.
Вера молчит. Смотрит на пионы в руках, щёлкает пальцами по лепесткам. В глазах — ни слёз, ни обиды. Только усталость и что-то доброе.
— Спасибо. Это важно, правда. Но, Илья… нужны не слова, а поступки. Просто жить честно, а не «отмечаться» красиво.
Он кивает. Глупо, растерянно. Вдруг ужасно захотелось что-то исправить — но известно же: стрелки не повернуть.
Долго гуляют — просто молчат, слушают город, топчутся по мокрой траве. Илья ловит каждое слово, каждую улыбку Веры — словно копит на чёрный день.
— Давай попробуем кофе где-нибудь? — вдруг предлагает она. — Просто поболтаем. Без старых упрёков, без прошлого.
Он соглашается — и чувствует: изнутри что-то растворяется, уходит, уступая место тёплой, гущеющей надежде.
Илья впервые смотрит на Верину руку и чувствует — может быть, у них впереди действительно что-то появится. Совсем другое, не то, как раньше. Но настоящее.
В маленьком кафе, куда они забрели почти наугад, было уютно: занавески в цветочек, запах свежеиспечённых булочек, мерцающие лампочки под потолком. Казалось, что здесь время течёт иначе — или вообще останавливается, позволяя просто быть, без нужды спешить и что-то доказывать.
Они долго грели ладони о фарфоровые чашки. Иногда молчали, иногда смеялись таким смехом, который появляется только тогда, когда оба знают цену этим редким паузам. Говорили — о книгах, о детях, о детстве, о погоде. Не о прошлом — нет. И не о былых обидах. Не было ни тяжести, ни формального прощения. Было чувство, будто что-то маленькое и хрупкое зарождается заново.
Вера рассказывала про свой кружок, про выставку вышивки, на которую давно мечтала попасть. Илья понемногу открывался, словно впервые за много лет разрешал себе быть простым — не «главой семьи», не «надёжной спиной», а просто человеком, которому снова интересно жить.
— Всё равно мне кажется, что ты стала другой, — вдруг сказал он, осторожно. — Не хуже. Просто другой.
Вера посмотрела на него так тепло, что он понял: слова уже не важны.
— Мы все меняемся, Илья, — проговорила она тихо. — Главное теперь — не потерять себя по дороге.
Они задержались в кафе до самого закрытия. Илья провожал Веру к подъезду, держал её за локоть — не крепко, а будто поддерживая и самого себя. Возле двери замялись: неловкость смешалась с желанием остаться. Но никто не рискнул нарушить новый хрупкий баланс.
— До встречи? — спросил Илья, и сердце у него стучало, как у мальчишки.
— До встречи, — улыбнулась Вера.
И всё-таки они обернулись, когда расходились по своим лестничным клеткам: посмотрели друг другу вслед — и тот взгляд оказался дороже любых слов. В нём было: спасибо, прощаю, отпускаю, жду… Всё сразу.
Вера поднялась домой, сняла пальто, смахнула ладонью капли дождя с волос. И вдруг отчётливо поняла: от прежней тоски по утраченному счастью не осталось и следа. Было другое — лёгкое, живое, настоящее ожидание. Не счастья с прошлого снимка, а нового. Для себя. Может — и для них двоих. Может — для каждого по отдельности.
На душе было тихо, тепло и почему-то очень светло.
