— Игорь Владимирович, — Виктор Сергеевич поправил очки, — то, что вы пытались провернуть, квалифицируется как мошенничество в особо крупном размере. Статья 159, часть 4. До десяти лет.
Елена пошатнулась, схватилась за косяк.
— Что? Какое мошенничество? Игорь, ты говорил, что жена согласна, что вы договорились…
— А вам он что обещал? — Марина повернулась к ней. — Новую жизнь? Счастливую семью?
— Он сказал, вы давно не живёте вместе, — голос Елены дрогнул. — Показывал договор купли-продажи новой квартиры. На моё имя. Я внесла предоплату. Три миллиона. Все мои сбережения.
Игорь отступил к окну, лицо серое, как пепел в пепельнице на подоконнике.
— Знаешь, что самое противное? — Марина встала, подошла к мужу вплотную. — Я верила тебе. Когда деньги пропадали — верила. Когда ты по ночам «с клиентами» разговаривал — верила. Даже сегодня хотела поверить.
Она взяла со стола документы, медленно разорвала пополам.
— Ты всегда был слабаком, Игорь. Но я думала — ничего, любовь всё исправит. А ты просто трус, который не может честно уйти. Проще обмануть, украсть, подставить.
— Марина, я…
— Молчи. Три года я слушала твоё враньё. Хватит.
Странно, но злости не было. Только холодная ясность, будто после долгой болезни спала температура. Марина достала телефон.
— Что ты делаешь? — Игорь дёрнулся.
— Звоню в полицию. Виктор Сергеевич, вы поможете с заявлением?
— Разумеется.
Елена беззвучно плакала, размазывая тушь. Игорь сполз по стене, сел прямо на пол. А Марина набирала номер и чувствовала, как с каждой цифрой становится легче дышать.
***
Два месяца спустя Марина услышала знакомый звук ключа в замке. Она не стала вставать с дивана, продолжая листать документы от Виктора Сергеевича — решение суда о признании сделки недействительной, протоколы заседаний, показания свидетелей.
— Я за остальными вещами, — Игорь замер в дверях гостиной. Под глазами тёмные круги, недельная щетина, рубашка мятая, на воротнике — след от помады. От него пахло перегаром и чужими сигаретами. — Елена… она меня выгнала. Сказала, не хочет связываться с мошенником. Квартиру снимать не на что, живу у приятеля на диване.
За эти два месяца многое произошло. Сначала были повестки в суд, потом — унизительные очные ставки, где Игорь пытался всё отрицать. Елена давала показания против него, плакала, говорила, что он её тоже обманул. Виктор Сергеевич методично предъявлял доказательства — переписки, выписки, свидетельские показания соседей. Игоря уволили с работы после того, как выяснилось, что он подделывал документы и там.
Марина подняла взгляд от бумаг.
— Твои вещи в коридоре. Три коробки. И чемодан с зимними куртками.
— Марин, послушай… — он шагнул в комнату, споткнулся о журнальный столик. — Я был идиотом. Может, попробуем всё сначала? Я исправлюсь, клянусь. Устроюсь на работу, буду помогать с ипотекой…
Она отложила документы, встала. На ней были старые джинсы и папина футболка — та самая, что Игорь называл “тряпкой”. Прошла мимо него к входной двери, открыла.
— Забирай коробки и уходи. Ключи оставь на тумбочке.
— Но мы же столько лет вместе… Помнишь, как мы в Сочи ездили? Как кольца выбирали?
— Были. Теперь нет.
Никакой злости, никакой боли. Просто факт, как то, что на улице март, и снег уже почти растаял.
Игорь потащил коробки к выходу, громыхая ими о косяк. В одной звякнули его награды с прежней работы — “лучший менеджер года”. На пороге обернулся:
— Ты пожалеешь. Такого, как я, ты больше не найдёшь.
— Надеюсь.
Дверь закрылась. Марина вернулась к документам. Виктор Сергеевич отлично поработал — суд признал попытку мошенничества, квартира оставалась за ней с учётом вложенных денег от продажи наследства, машину поделили пополам. Игорю грозил условный срок, но Марина отказалась от уголовного преследования — пусть просто исчезнет из её жизни.
Она заварила чай в новой кружке — купила вчера, с надписью “Моё утро, мои правила”. Села у окна, где теперь стоял маленький столик с её кактусами — они пережили все потрясения и даже зацвели. В квартире было тихо — впервые за долгое время эта тишина не давила.
На столе лежало обручальное кольцо — нашлось в кармане его старой куртки вместе с квитанциями из ломбарда. Оказывается, он сдавал его туда уже трижды. Марина взяла кольцо, покрутила в пальцах и выбросила в мусорное ведро к картофельным очисткам.
Новая жизнь начиналась с чистого листа.
***
Полгода спустя Марина сидела в вагоне Сапсана, листая путеводитель по Великому Новгороду. После всей истории с Игорем она открыла для себя простую истину — необязательно ждать отпуск, чтобы увидеть мир. Каждые выходные — новый город. Суздаль, Казань, Псков, Выборг. Даже просто Подмосковье — усадьбы, монастыри, маленькие уютные города.
На работе удивлялись — Марина, всегда такая домашняя, вдруг превратилась в неутомимую путешественницу. Но ей нравилось это ощущение свободы — никому не отчитываться, не подстраиваться под чужие планы.
В Новгороде было холодно и ветрено. Марина куталась в шарф, фотографируя Софийский собор, когда кто-то окликнул:
— Простите, не подскажете, где тут крем лёвская стена? Я уже час кругами хожу.
Она обернулась. Мужчина с рюкзаком явно был таким же туристом.
— Вы стоите прямо у неё, — Марина не удержалась от улыбки. — Вон там вход.
Они провели вместе весь день. Дмитрий оказался программистом из Москвы, который, как и она, начал ездить по городам после тяжёлого разрыва. За ужином выяснилось — обоих пытались обмануть с недвижимостью. Посмеялись над совпадением, не вдаваясь в подробности. Два человека с похожими шрамами.
В Москву возвращались одним поездом. Дмитрий предложил встретиться за кофе — без обязательств, без игры. Марина согласилась.
Встречались по средам, потом по выходным. Никаких громких обещаний, дорогих подарков. Дмитрий предупредил сразу: не умеет красиво говорить, врать — тоже. После Игоря эта простота успокаивала.
Через два месяца поехали в Карелию. Сидели у костра на берегу Ладоги.
— Знаешь, — сказала Марина как-то, сидя у костра на берегу Ладоги, — раньше я думала, что любовь — это фейерверк. А оказалось — это когда можно просто молчать вместе.
— И не бояться, что молчание использует против тебя, — добавил Дмитрий.
Она взяла его за руку. Обручального кольца больше не было — и не нужно было. Настоящая близость не требовала доказательств.
