Воскресенье выдалось солнечным. Я нервничала, но странным образом чувствовала и облегчение. Впервые за долгое время я точно знала, что делать.
Ровно в два часа раздался звонок. На пороге стояли Лидия, Николай и Артём. Лида выглядела торжествующей, Николай — самодовольным, а племянник — просто скучающим.
— Проходите, — я посторонилась, пропуская их в квартиру.
— Я вижу, ты всё-таки одумалась, — Лидия прошла в гостиную, критически оглядывая интерьер. — Надеюсь, ты не испортила тут ничего.
Я промолчала. Дождалась, пока все рассядутся, и осталась стоять посреди комнаты.
— Я долго думала над вашим… предложением, — начала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — И приняла решение.
— Очень хорошо, — Николай покровительственно кивнул. — Мы можем помочь с оформлением документов на продажу.
— Я не буду продавать квартиру, — отчеканила я.
В комнате повисла тишина.
— Что значит — не будешь? — Лидия подалась вперёд. — Мы же договорились!
— Нет, — я покачала головой. — Мы ни о чём не договаривались. Вы предъявили ультиматум. А я его не принимаю.
— Тогда мы идём в суд, — Николай встал с дивана. — Мы предупреждали.
— Идите, — я пожала плечами. — Только учтите: у мамы было медицинское обследование за месяц до составления завещания. Полная диспансеризация. Все документы сохранились. Никаких признаков деменции или других когнитивных нарушений. Плюс свидетельства соседей, которые общались с ней ежедневно. Плюс видеозаписи с наших встреч — я часто снимала маму на телефон. Хотите посмотреть? Совершенно ясное сознание…
Николай и Лидия переглянулись. Их уверенность пошатнулась.
— Кроме того, — продолжила я, — если вы подадите в суд с заведомо ложными обвинениями, это уже статья. Клевета. А ещё я подам встречный иск за моральный ущерб. И за попытку мошенничества.
— Ты… ты не посмеешь! — Лидия вскочила. — Мы семья!
— Семья? — я горько рассмеялась. — Какая же мы семья, Лида? Ты перестала со мной разговаривать в ту же секунду, когда узнала про завещание. Ты распространяла обо мне слухи. Ты настроила против меня всех родственников. А теперь твой муж приходит угрожать мне судом… Это семья?
— Не переводи стрелки! — закричала сестра. — Ты украла моё наследство!
— Я ничего не крала, — я удивилась своему спокойствию. — Мама сама решила, кому что оставить. Её право. И знаешь, почему она так решила? Потому что за последние десять лет её жизни ты появлялась в этой квартире ровно семнадцать раз. Я считала. Семнадцать! В основном по праздникам, на пару часов. А потом спешила уехать, потому что у тебя всегда были дела поважнее.
— У меня семья! — в который раз повторила Лидия. — Дети, муж, работа!
— У мамы тоже была семья, — я посмотрела ей прямо в глаза. — Две дочери. И одна из них находила время навещать её чаще, чем на Новый год и день рождения.
— Да как ты смеешь! — Лидия замахнулась, но Николай перехватил её руку.
— Я долго винила себя, — продолжила я. — Думала, может, и правда лучше всё продать. Но сейчас я точно знаю — нет. Это мамин выбор. Она имела полное право решать, кому что оставить. И если она выбрала меня… что ж, значит, были причины.
— Пойдём отсюда, — Николай потянул жену к выходу. — Она всё решила. И мы тоже всё решили.
Артём, молча наблюдавший за сценой, встал и пошёл за родителями.
— Мы больше не семья, — бросила Лидия от двери. — Забудь, что у тебя есть сестра!
И они ушли, громко хлопнув дверью.
Я опустилась на диван, чувствуя странную лёгкость. Будто огромный камень, давивший на плечи, вдруг исчез. Конечно, было больно. Конечно, было страшно остаться совсем одной, без семьи. Но больнее и страшнее был постоянный груз вины, навязанный мне людьми, которые сами никогда не чувствовали себя виноватыми.
В тот вечер я впервые за долгое время заварила чай в мамином любимом чайнике, села у окна и просто смотрела, как садится солнце. Я была дома. В моём доме. И это было правильно.
Прошло полгода. Я сделала ремонт в квартире — не кардинальный, но освежила стены, заменила старую сантехнику, купила новый диван. Мамины вещи частично раздала в благотворительные фонды, частично сохранила — те, с которыми были связаны особенные воспоминания.
Однажды ко мне на работу пришла молодая студентка — Рита, девятнадцать лет, из провинции, учится на заочном. С большими испуганными глазами и чемоданом в руках.
— Валентина Сергеевна, можно с вами поговорить? — спросила она после занятий, нервно теребя ремешок сумки.
— Конечно, Рита. Что-то случилось?
— Меня из общежития выселяют, — её глаза наполнились слезами. — Там какой-то ремонт срочный, всех расселяют. Кто-то к родственникам уехал, кто-то на съёмную… А мне некуда. Денег на квартиру нет, родители в деревне, еле сводят концы с концами…
Я смотрела на эту девочку, и сердце у меня сжималось. Такая юная, такая потерянная. И тут меня осенило.
— А на какой срок ремонт?
— Говорят, месяца на два, но вы же знаете, как это бывает, — Рита горько усмехнулась. — Начнут, а потом деньги кончатся, и будет всё стоять год…
Я немного помолчала, принимая решение, а потом сказала:
— У меня есть свободная комната. Если хочешь, можешь пожить у меня, пока не решится вопрос с общежитием.
Рита посмотрела на меня с недоверием:
— Вы… вы серьёзно? Вы меня к себе пустите?
— Серьёзно, — кивнула я. — Мне одной в двушке слишком просторно. И, честно говоря, немного одиноко.
Так Рита оказалась в моей квартире. Сначала она стеснялась, старалась быть незаметной, всё время спрашивала разрешения. Но постепенно освоилась. Оказалось, что она прекрасно готовит — научилась у бабушки. По вечерам мы часто сидели на кухне, пили чай и говорили обо всём на свете: об учёбе, о книгах, о будущем. Рита мечтала стать журналисткой, писала заметки для студенческой газеты.
Через два месяца ремонт в общежитии так и не закончился. Рита робко спросила, может ли она остаться ещё. Я, к своему удивлению, обрадовалась. Мне нравилось её присутствие, её молодая энергия, её искренний интерес к жизни. С ней в квартире стало уютнее. Живее.
— Конечно, оставайся, — сказала я. — На сколько нужно.
Прошло ещё три месяца. Однажды вечером мы готовили ужин вместе — я резала овощи, а Рита колдовала над соусом — и она вдруг замерла с ложкой в руке.
— Валентина Сергеевна, — начала она неуверенно, — можно вас спросить кое о чём?
— Спрашивай, конечно, — я улыбнулась.
— Почему вы меня приютили? — она смотрела серьёзно, без улыбки. — Вы же меня совсем не знали. Я могла оказаться кем угодно. Воровкой, наркоманкой… Почему вы так рискнули?
Я задумалась. Почему? Из жалости? Из одиночества? Или что-то другое?
— Знаешь, — медленно сказала я, — иногда жизнь бывает очень несправедливой. И когда ты оказываешься один на один с этой несправедливостью, очень важно, чтобы кто-то протянул тебе руку. Не из жалости, а просто потому, что мы все — люди. И должны помогать друг другу.
Рита молчала, ожидая продолжения.
— Когда я смотрела на тебя тогда, в колледже, я вдруг ясно поняла: если я сейчас не помогу, то буду потом жалеть. А если помогу… если помогу, то, может быть, сделаю мир чуточку лучше. Хотя бы для одного человека.
— Спасибо, — тихо сказала Рита. — Вы не представляете, что для меня это значит…
И я поняла, что эта девочка стала для меня не просто квартиранткой. Она стала другом. Почти дочерью, которой у меня никогда не было.
Так и повелось — Рита осталась жить у меня на постоянной основе. Вскоре она нашла подработку в местной газете и настояла, что будет платить за комнату — совсем немного, но ей было важно вносить свой вклад. Я согласилась, хотя деньги мне были не нужны. Для неё это был вопрос самоуважения.
Год спустя после маминой смерти я получила странное сообщение от Артёма. «Тётя Валя, можно с тобой встретиться? Только мама не должна знать».
Я растерялась. Мы не общались весь этот год — ни звонков, ни сообщений. А теперь Артём хочет встречи? Тайно от матери?
«Конечно, — написала я в ответ. — Когда и где?»
Мы встретились в кафе недалеко от его школы. Артём вырос, повзрослел, стал ещё больше похож на Лидию — те же упрямые глаза, тот же подбородок.
— Спасибо, что пришла, — серьёзно сказал он, устраиваясь напротив меня. — Я не знал, согласишься ли ты. После всего…
— Ты мой племянник, — я улыбнулась. — Конечно, я приду, если ты позовёшь.
Артём заказал кофе, хотя явно не был ещё его любителем — морщился при каждом глотке.
— Я хотел извиниться, — выпалил он вдруг. — За то, что не писал. За то, что поверил… всему, что говорили.
Я не знала, что ответить. Просто ждала, что он скажет дальше.
— Я тогда не понимал, — продолжил он. — Мне было четырнадцать, я верил родителям. А потом… потом я случайно нашёл телефон бабушки. Старый, в ящике. И там были ваши переписки. И фотографии. И видео. Я всё просмотрел.
Он сделал глубокий вдох.
— И я понял, что ты правда была с ней всё время. Звонила каждый день. Спрашивала о здоровье, о настроении. А мама… мама правда звонила только по праздникам. И я вдруг вспомнил, что бабушка всегда только о тебе и рассказывала, когда мы приезжали. «Валечка то, Валечка это». А мама злилась.
— Артём, — я осторожно коснулась его руки. — Твоя мама любила бабушку. По-своему.
— Может быть, — он опустил голову. — Но она врала мне о тебе. Говорила, что ты специально настраивала бабушку против нас. Что ты заставила её переписать завещание.
— И что ты теперь думаешь? — спросила я тихо.
— Я думаю, что ты просто была рядом, — он пожал плечами. — Ты навещала её, а мы — нет. Ты помогала ей, а мы… мы были заняты. И это нечестно — обвинять тебя за то, что ты делала то, что должны были делать мы все.
Я почувствовала, как защипало в глазах.
— Спасибо, Артём, — еле выговорила я. — Это много для меня значит.
— Я хочу с тобой общаться, — решительно сказал он. — Ты моя тётя. Единственная. И я не собираюсь терять ещё одного человека из-за этой глупой ссоры.
Мы договорились встречаться тайно. Артём приходил ко мне в гости, познакомился с Ритой, они быстро нашли общий язык. Рита помогала ему с сочинениями, а он обучал её премудростям компьютерных игр. Иногда мы втроём ходили в кино или в парк. Это были прекрасные, светлые моменты.
Примерно через полтора года после нашей ссоры с Лидией мне позвонила баба Зина. Голос у неё был встревоженный:
— Валечка, тут такое дело… Лидия твоя во дворе стоит. Уже час, наверное. Ходит туда-сюда. Вроде как к тебе идти собирается, но никак не решится.
— Лида? — я не поверила своим ушам. — Вы уверены?
— Обижаешь, старую, — фыркнула баба Зина. — Я её с детства знаю. Это она. Только какая-то потерянная. Может, случилось что?
Я сразу вспомнила Артёма. Неужели узнала о наших встречах? Сердце заколотилось.
— Спасибо, баба Зина. Я сейчас спущусь.
Я быстро оделась и выбежала из квартиры. Во дворе, на скамейке, действительно сидела Лидия. Похудевшая, с новой стрижкой, но всё такая же — гордая осанка, упрямый взгляд.
— Привет, — сказала я, подходя ближе.
Она вздрогнула и подняла глаза.
— Привет, — ответила она хрипло. — Я… я не знала, дома ты или нет.
— Дома, — кивнула я. — Поднимемся?
Лидия замешкалась, но потом решительно встала:
— Да, пожалуй.
Мы поднялись в квартиру молча. В лифте Лидия нервно теребила ремешок сумки — совсем как Рита в нашу первую встречу.
— Чай, кофе? — спросила я, когда мы вошли. — Или что-нибудь покрепче?
— Чай, — она опустилась на стул у окна — тот самый, с которого открывался лучший вид на двор.
Я заварила чай и поставила перед ней чашку. Она обхватила её руками, будто согреваясь.
— Как ты? — спросила я, садясь напротив.
— Николай ушёл, — сказала она вместо ответа. — К своей секретарше. Два месяца назад. Забрал половину вещей и машину.
Я вздохнула:
— Мне жаль.
— Правда? — она посмотрела мне в глаза. — Тебе правда жаль?
— Конечно, — я не отвела взгляд. — Ты моя сестра. Мне больно, когда тебе больно.
Лидия горько усмехнулась:
— После всего, что я наговорила? После всех этих месяцев?
— Семья остаётся семьёй, — я пожала плечами. — Даже когда мы не разговариваем.
— Почему ты такая? — в её голосе прозвучала странная смесь раздражения и восхищения. — Всегда была такой… правильной. Понимающей. Мама тебя за это любила. Больше, чем меня.
— Неправда, — я покачала головой. — Мама любила нас обеих. Просто по-разному.
— Но квартиру оставила тебе, — это прозвучало без прежней злости. Скорее как констатация факта.
— Да, — согласилась я. — Потому что она знала, что у тебя есть своя. И муж. И стабильность.
— Стабильность, — Лидия невесело рассмеялась. — Как видишь, не очень-то она стабильная.
Мы помолчали. Потом Лидия заговорила снова:
— Я говорила с Артёмом. Он сказал, что вы видитесь.
У меня перехватило дыхание:
— Да. Я надеюсь, ты не против?
— Я должна была быть против, — она смотрела в окно, избегая моего взгляда. — Но знаешь… я рада. Ему нужна семья. Особенно сейчас, когда мы с Николаем…
Её голос дрогнул, и она замолчала.
— Артём тоже сказал, что нашёл мамин телефон, — продолжила она через некоторое время. — Показал мне фотографии. Видео. Ваши переписки.
Я молчала, давая ей возможность высказаться.
— И я поняла, что была не права, — тихо сказала Лидия. — Все эти обвинения… Я просто была раздражена. Обижена. Мне казалось, мама всегда любила тебя больше. А теперь ещё и квартиру тебе оставила. Это было… как последнее подтверждение. Что ты — любимая дочь, а я — так, на втором плане.
— Лида, — я протянула руку и коснулась её плеча. — Ты сама это придумала. Мама гордилась тобой. Твоей карьерой, твоей семьёй. Она просто… просто хотела позаботиться обо мне. Потому что я одна.
— А ты теперь не одна, — внезапно сказала Лидия. — Артём рассказал про твою… квартирантку. Риту, кажется?
— Да, — я кивнула. — Она хорошая девочка. Живёт со мной уже почти год.
— И как вы? Ладите?
— Более чем, — я улыбнулась. — Она мне как дочь стала.
Лидия наконец посмотрела на меня:
— Валя… я хочу извиниться. За всё. За то, что наговорила. За то, что настроила против тебя родню. За то, что запрещала Артёму с тобой видеться. Я была неправа. И я… я скучаю по тебе. По нашей семье.
Она вдруг расплакалась — совсем как в детстве, когда ревела из-за разбитой коленки или потерянной игрушки. Я обняла её, и она уткнулась лицом мне в плечо.
— Всё хорошо, — шептала я, гладя её по голове. — Всё будет хорошо.
Мы проговорили до поздней ночи. О маме, о детстве, о жизни, о мечтах. О прошлом и о будущем. Когда прощались, Лидия вдруг сказала:
— Знаешь, я думаю, мама всё правильно сделала. Эта квартира… она должна быть твоей. Ты её заслужила.
Время шло. Рита закончила колледж и поступила в университет. Теперь она работала в настоящей газете — пусть пока только корректором, но ей нравилось. Артём поступил в технический вуз, часто забегал к нам по выходным. А мы с Лидией… мы снова стали общаться. Не так близко, как в детстве, но тепло и искренне.
Однажды вечером мы сидели с Ритой на кухне. Она рассказывала о своей первой серьёзной статье, которую ей поручили написать, а я слушала и думала о том, как изменилась моя жизнь за эти два года.
— О чём задумалась? — спросила Рита, заметив мой взгляд.
— О жизни, — я улыбнулась. — О том, как странно всё складывается. Знаешь, эта квартира когда-то чуть не разрушила мою семью. А теперь… теперь она стала новым домом. Для меня. Для тебя. Местом, где всегда рады Артёму и Лидии. Я думаю, мама была бы счастлива видеть это.
— Она наверняка видит, — серьёзно сказала Рита. — И радуется. Потому что её мечта сбылась — её дочь счастлива в этом доме.
Я посмотрела в окно, на звёздное небо. Мне показалось, что одна из звёздочек подмигнула мне.
— Да, — прошептала я. — Я действительно счастлива.
И это была чистая правда.
Когда-то давно квартира стала яблоком раздора, причиной, по которой родные перестали быть родными. Но теперь, спустя время, она превратилась в то, чем всегда хотела её видеть мама — в тёплый дом, полный любви, где есть место для каждого, кто готов эту любовь принять и отдать.
А это — самое главное наследство, которое только можно получить.
