Элеонора Викторовна подалась вперёд.
— Кто это?
— Это — ваше новое лицо, — спокойно ответил Стас. — Она воплощает то, чего не хватает бренду. Смелость.
Она не боится быть собой. Она носит классический жакет, но в её глазах — современность.
На экране сменялись фотографии. Вот я в строгом брючном костюме на фоне индустриального пейзажа.
Вот — в летящем платье на крыше небоскрёба. Каждый образ был выверен. Классика «Элеоноры» вступала в диалог с дерзкой реальностью.
— Интересно, — процедила свекровь, не отрывая взгляда от экрана. — У неё необычная внешность. Не слащавая кукла. Есть характер. Это российская модель? Я её не знаю.
— Она не модель, — сказала я, впервые подав голос.
Элеонора Викторовна перевела взгляд на меня.
— А вы что здесь делаете, Алина? Пришли поучиться, как делаются дела?
В этот момент дверь в переговорную открылась, и вошёл Вадим.
— Мам, извини, я на минуту. Мне нужно подписать… — он осёкся, увидев фотографии на экране. Он подошёл ближе, вглядываясь. — Ничего себе… Какая женщина… Похожа на…
Он замолчал, перевёл ошеломлённый взгляд с экрана на меня, потом снова на экран. Его лицо вытянулось.
— Алина?..
Элеонора Викторовна медленно повернула голову в мою сторону. Её лицо, обычно такое властное и непроницаемое, на секунду утратило свою маску.
В глазах плескалось неверие, переходящее в шок, а затем — в холодную, расчётливую ярость.
— Что… это… значит? — прошипела она, и каждое слово было похоже на удар хлыста.
— Это значит, Элеонора Викторовна, что перед вами концепция рекламной кампании, разработанная нашим агентством специально для вашего бренда, — я встала, чувствуя, как все взгляды в комнате — ошеломлённый Вадима, растерянный Стаса и пылающий яростью свекрови — скрестились на мне. — А я — не только арт-директор этого проекта, но и его лицо.
Вадим открыл рот, но не смог произнести ни звука. Он смотрел то на меня, стоящую здесь, в деловом костюме, то на ту незнакомую и притягательную женщину с экрана.
— Ты… ты устроила этот цирк? — Элеонора Викторовна поднялась, опираясь на стол. Её голос дрожал от сдерживаемого гнева. — Ты решила поиздеваться надо мной? Использовать мой бренд для своих дешёвых амбиций?
— Дешёвых? — я позволила себе лёгкую усмешку. — Эта «дешёвая» фотосессия стоила дороже, чем годовой рекламный бюджет некоторых компаний.
Мы привлекли лучшего фотографа страны. И это лишь малая часть того, что мы предлагаем.
Я взяла пульт и переключила слайд. На экране появились цифры, графики, прогнозы роста продаж при охвате новой аудитории. Аналитика. Бесстрастная и убедительная.
— Вашему бренду не хватает воздуха, Элеонора Викторовна. Он задыхается в рамках представлений о прекрасном тридцатилетней давности.
Мы даём ему кислород. Мы даём ему новую героиню. Сильную, независимую, которая сама зарабатывает на ваши платья, а не ждёт их в подарок от мужа.
— Да как ты смеешь меня учить! — взвизгнула она. — Я создала эту империю с нуля!
— И мы с уважением относимся к вашему наследию, — парировал Стас, придя в себя. — Именно поэтому мы не ломаем его, а дополняем.
Алина, как лицо кампании, — это мост между поколениями. Она доказывает, что классика может быть дерзкой.
Вадим наконец обрёл дар речи.
— Алина… почему ты мне ничего не сказала?
— Потому что это моя работа, Вадим, — ответила я, не глядя на него. Мой взгляд был прикован к свекрови.
— И я не смешиваю её с личной жизнью. Элеонора Викторовна, это просто бизнес-предложение. Вы можете его принять или отклонить.
Она смотрела на меня долго, изучающе. В её глазах боролись уязвлённая гордость и холодный расчёт предпринимателя. Она видела потенциал. Видела деньги. И это бесило её ещё больше.
— Хорошо, — выплюнула она. — Допустим. Я беру вашу концепцию. Но без неё, — она ткнула пальцем в мою сторону. — Найдём другую модель. С такой же внешностью.
Я улыбнулась.
— Не выйдет. Во-первых, права на эти снимки и всю концепцию принадлежат агентству. Во-вторых, — я сделала паузу, — лицо кампании — это я.
И по контракту я имею право утверждать или отклонять любые изменения. Этот проект либо будет реализован в таком виде, в каком мы его представили, либо не будет реализован вообще.
Это был блеф. Но такой наглый, что он сработал.
Элеонора Викторовна рухнула в кресло. Побеждённая. Она смотрела на экран, на моё лицо, и я видела, как она смиряется. Не со мной. С неизбежной выгодой.
— Контракт, — процедила она, не глядя на меня. — Пришлите мне контракт.
Через месяц по всему городу висели билборды. С них на прохожих смотрела я. В глазах женщины на фото была сталь и шёлк, вызов и достоинство. Подпись гласила: «Элеонора. Ты сама решаешь, кто ты».
На очередном семейном ужине Элеонора Викторовна была непривычно молчалива. Она долго смотрела на меня поверх бокала с вином.
— Продажи выросли на сорок процентов, — сказала она в пустоту. — Молодёжь скупает всё. Говорят, это новый тренд — «интеллектуальная классика».
Она помолчала.
— Ты… хорошо получилась на фото. Породисто.
Это не было извинением. И уж точно не похвалой. Это было признание. Признание силы. И в тот момент я поняла, что победила.
Не в семейной войне. А в битве за саму себя.
