— Я убиралась трое суток! Тут жить невозможно, это не дом, это — помойка! — возмущалась свекровь

Три дня Людмила Аркадьевна работала не покладая рук, но к воскресенью поняла, что не успевает закончить всё задуманное. Молодые должны были вернуться вечером, а ей ещё предстояло домыть ванную и расставить по местам вещи из последних коробок.
Алекс и Зоя вернулись в воскресенье вечером, загорелые и счастливые. Поднимаясь по лестнице, они делились впечатлениями от поездки, но, открыв дверь квартиры, замерли в ступоре.
— Что здесь произошло? — прошептала Зоя, оглядывая преображённое до неузнаваемости жильё.
Алекс молча прошёл по комнатам, отмечая изменения. Его любимое кресло стояло в другом углу, книги были переставлены по алфавиту, а с рабочего стола исчезли все бумаги.
— Где мои тетради? — закричала Зоя, распахивая шкафы. — Где моя любимая чашка? Где конспекты?
В этот момент из ванной донёсся звук льющейся воды, и в коридоре появилась Людмила Аркадьевна с мокрыми руками в резиновых перчатках. Она явно не ожидала их так рано и растерянно смотрела на чемоданы в руках молодых.
— Вы уже приехали? — пролепетала она. — Я думала, вы только к ночи…
***
Скандал разразился вечером, когда Людмила Аркадьевна наконец ушла. Зоя стояла у шкафа и плакала, пытаясь найти свои конспекты к диплому.
— Она выбросила мои записи! — всхлипывала она. — Три года работы!
— Мам не могла их выбросить, — устало сказал Алекс, роясь в мусорном ведре. — Наверное, просто переложила.
— Переложила? Алекс, она переставила всю нашу жизнь! И ты её защищаешь!
— Я никого не защищаю! — взорвался он. — Но если бы ты хоть иногда убиралась, этого бы не случилось!
Зоя замерла, вытирая слёзы.
— То есть это моя вина?
— Зоя, посмотри правде в глаза — ты бросила весь быт на меня! Я работаю, прихожу домой, а тут бардак. Мою посуду, стираю, убираю. А ты даже не замечаешь!
— А ты что, немой? — вскочила она. — Почему не говорил мне прямо? Зачем жаловался матери?
— Я не жаловался!
— Конечно, жаловался! Иначе откуда у неё ключи? Откуда эта… эта операция по зачистке?
Впервые за два года они ссорились всерьёз, и оба чувствовали, что говорят то, что давно накипело.
Тем временем Людмила Аркадьевна сидела на лавочке у своего дома и не понимала, что произошло. Она хотела помочь, сделать их жизнь лучше, а получила только крики и обвинения.
— Что за лица кислые? — подсел рядом Семён Петрович, сосед-ве те ран, с которым она иногда здоровалась.
— Да так… семейные дела, — вздохнула она.
— А, сын женился? Помню, рассказывали. Ну и как, невестка хорошая?
Людмила Аркадьевна замялась.
— Она… другая. Не такая, как я ожидала.
Семён Петрович усмехнулся.
— Людмила Аркадьевна, а вы помните, как ваша свекровь к вам относилась?
— При чём тут это?
— А при том, что ты любишь сына, но он — уже не твой мальчик. Его дом — не твой дом. Пора отпускать.
Она хотела возразить, но слова застряли в горле.
В квартире молодых разговор тоже принял неожиданный оборот. Алекс и Зоя сели друг напротив друга за кухонный стол и впервые за долгое время заговорили честно.
— Слушай, — сказала Зоя, — я не идеальная хозяйка. Никогда не была. Дома у родителей тоже был творческий беспорядок.
— А я привык к порядку, — признался Алекс. — Мне некомфортно в хаосе.
— Тогда давай договоримся. Наймём уборщицу раз в неделю. Я буду готовить, ты — выносить мусор и закупаться. Но твоя мать больше не хозяйничает здесь.
— Зоя…
— Нет, Алекс. Приезжать — пожалуйста, но по договорённости. Только в гости. Убирать и переставлять — нельзя. Мне важно быть главной в собственном доме.
Алекс кивнул. Он понимал: компромисс необходим.
***
На следующий день Алекс поехал к матери. Людмила Аркадьевна встретила его с надеждой — может, он пришёл поблагодарить за уборку?
— Мам, нам нужно поговорить, — сказал он, садясь за знакомый с детства стол.
— Конечно, сынок. Хочешь чаю? — Она суетливо достала его любимую кружку, ту самую, из которой он пил молоко перед школой.
— Мам, ты обо мне заботишься. Спасибо тебе за всё. Но теперь у меня своя семья. Мы сами справимся.
Людмила Аркадьевна поставила чашку и медленно села напротив.
— Я же хотела помочь…
— Знаю. Но помощь должна быть желанной. А то, что ты сделала — это вторжение.
— Алёша, но ведь там был такой беспорядок… — Голос её становился всё тише, словно она сама начинала сомневаться в своей правоте.
— Мам, это наш беспорядок. Наша жизнь. Мы разберёмся.
Она кивнула, не доверяя своему голосу. Когда сын ушёл, Людмила Аркадьевна заперлась в ванной и дала волю слезам. Она понимала: он вырос, а она всё ещё училась его отпускать.
***
Через полгода Зоя защитила диплом и получила роль в небольшом театре. У неё была премьера — камерный спектакль о семейных отношениях.
Людмила Аркадьевна нашла в почтовом ящике приглашение. Красивая открытка, а внизу — аккуратным почерком: «Если захотите — буду рада видеть. Зоя».
Она долго держала приглашение в руках, сомневаясь. Но любопытство и, если честно, тоска по сыну взяли верх.
В театре было тесно и уютно. Алекс сидел в третьем ряду, рядом с ним — свободное место. Увидев мать, он встал и обнял её.
— Спасибо, что пришла, мам.
На сцене появилась Зоя. В длинном тёмном платье, с аккуратно уложенными волосами, она выглядела совсем по-другому — собранной, уверенной, взрослой.
Людмила Аркадьевна смотрела на невестку и думала: «Может, она просто молодая. Всё придёт с опытом. Ещё научится». Но тут же в голове всплывали слова соседа: «Его дом — не твой дом».
После спектакля они втроём пили чай в кафе рядом с театром. Разговор шёл натянуто, но без прежней враждебности.
— Как дела дома? — осторожно спросила Людмила Аркадьевна.
— Нормально, — ответила Зоя. — Уборщица приходит, мы распределили обязанности. Справляемся.
— Это хорошо, — кивнула свекровь.
Расставались они вежливо, но дистанция чувствовалась. Людмила Аркадьевна понимала: мира между ними пока нет. Есть только затишье и осторожное уважение к границам друг друга.