Солнце едва заглянуло в маленькую кухню стандартной двушки, купленной Татьяной в ипотеку три года назад.** Зимний холод настойчиво пробирался сквозь щели в старых рамах, но батареи исправно грели, создавая уютное тепло. На столе дымилась чашка крепкого кофе — единственное утреннее удовольствие, которое Татьяна позволяла себе без угрызений совести.
Она сидела, склонившись над блокнотом с аккуратными столбиками цифр. Каждая суббота начиналась одинаково: проверка счетов, планирование расходов, сверка остатков. Пятнадцать лет работы главным бухгалтером научили её уважать цифры. Они не врали, не манипулировали, не давили на жалость. В её мире, где каждая копейка была на счету, это было единственное, на что можно было положиться.
Ипотека, коммуналка, продукты, бензин. Строки с этими словами были подчёркнуты жёлтым маркером. Отдельно — скромная сумма, которую она по крупицам откладывала на отпуск. Не на шикарный курорт, конечно. Просто на неделю в подмосковном пансионате, где можно поспать до десяти, не думая о квартальных отчётах. Последний раз она отдыхала три года назад.
Телефон на столе завибрировал, заставив её вздрогнуть. Всего восемь утра, а на экране уже светилось имя «Вика». Сестра. Татьяна глубоко вздохнула, откладывая ручку. Вика не звонила просто так. Особенно в субботу. Особенно так рано.
— Привет, Тань, — голос сестры звучал сладко, как сироп. — Не разбудила?
— Нет, я давно встала, — Татьяна машинально потянулась к кофе, но он уже остыл.
— Слушай, у меня тут маленькая проблемка… — Вика сделала театральную паузу. — Катюшке в школе срочно нужно сдать деньги на экскурсию. Четыре тысячи. Я совсем забыла, а завтра уже ехать. До зарплаты ещё неделя, ты же понимаешь…
Татьяна закрыла глаза. «Ты же понимаешь» — это заклинание, после которого она уже пять лет доставала кошелёк. Сначала это были действительно важные вещи: лекарства для Кати, зимние ботинки, учебники. Потом — ремонт стиральной машины у Вики. Потом — новая куртка, потому что «старая выглядит дешёвой». А в прошлом месяце — антибиотики, которые, как потом выяснилось, Кате даже не назначали.
— Хорошо, переведу, — сухо сказала Татьяна, записывая сумму в блокнот.
— Спасибо, родная! — в голосе Вики тут же появились радостные нотки. — Ты же знаешь, я бы сама, но…
— Да, знаю.
Разговор закончился так же быстро, как и начался. Татьяна открыла банковское приложение, ввела сумму, подтвердила перевод. На экране мелькнуло уведомление: «Остаток на счёте: 28 450 рублей». До следующей зарплаты — две недели. Ипотечный платёж — 25 тысяч.
Она отложила телефон и потянулась за кофе, но передумала. Вместо этого достала из холодильника бутылку воды. Кофе — лишняя трата. Как и йогурты, которые она любила. Как и новая помада. Как и тот самый отпуск, который снова, кажется, придётся отложить.
Где-то глубоко внутри копошилась мысль: «А когда-нибудь они скажут “спасибо”?» Но она быстро прогнала её. Семья есть семья. Разве можно считать?
Только вот счёт вёлся. Каждый день. Каждый рубль. И однажды он должен был быть предъявлен.
Но не сегодня.
Дверь открыла Ирина Павловна — подтянутая, с аккуратной сединой в волосах, в новом вязаном кардигане, который Татьяна не видела раньше.
— Танюш, заходи! — мама потянулась обнять её, но Татьяна машинально уклонилась, снимая обувь. — Викуля уже тут, чай пьём.
В гостиной за столом сидела Вика. На её запястье поблёскивал тонкий браслет — не дешёвый, судя по брендовой подвеске. Рядом лежала новая кожаная сумка, мягко переливающаяся под светом люстры.
— Красивая, — не удержалась Татьяна, кивнув на аксессуар.
— Правда? — Вика оживилась, с удовольствием погладила ремешок. — В «Лавке» брала, со скидкой. Всего шесть тысяч!
Шесть тысяч. Ровно столько же, сколько неделю назад не хватало на экскурсию для Кати.
Татьяна молча села за стол. В горле стоял ком.
— Таня, ты какая-то бледная, — нахмурилась Ирина Павловна, разливая чай. — Устаёшь, наверное.
— Работа, — коротко ответила Татьяна.
— Ну, зато зарплата у тебя хорошая, — мама одобрительно улыбнулась. — Шестьдесят тысяч, да?
— Мам…
— А у Вики всего двадцать пять, — Ирина Павловна вздохнула, как будто озвучивала приговор. — С ребёнком одной тяжело. Ты же старшая, должна помогать.
Татьяна сжала кружку так, что пальцы побелели.
— Я помогаю.
— И правильно делаешь! — мама потрепала её по плечу. — Семья — это святое.
Вика тем временем достала телефон и начала листать ленту, равнодушно жуя ватрушку.
— Кстати, — вдруг подняла глаза Ирина Павловна, — у Клавдии Михайловны на следующей неделе день рождения. Ты же не забудешь про подарок? В прошлый раз ты ей сервиз дарила, она до сих пор вспоминает.
Татьяна медленно поставила чашку на стол.
— Мам, у меня сейчас…
— Таня, — голос матери стал твёрже. — Это же тётя. Ты же не хочешь, чтобы она думала, что ты стала жадная?
В воздухе повисло молчание.
— Я подумаю, — наконец сказала Татьяна.
Вика фыркнула.
— О чём тут думать?
В тот вечер Татьяна не спала.
Она сидела на кухне, глядя на экран ноутбука. Открытый файл с бюджетом. Красные цифры. Премию на работе урезали, а платежи никто не отменял.
Телефон завибрировал. Сообщение от Вики:
«Привет! Катя хочет в лагерь на море с классом. Путёвка 35 тысяч. Я половину соберу, но остальное… ну ты поняла. Это же для ребёнка!»
Татьяна уставилась на экран.
35 тысяч.
Её отпуск. Её сбережения. Её неделя покоя, о которой она мечтала три года.
Она положила телефон экраном вниз и закрыла лицо руками.
Телефон разрывался от звонков.** Вика звонила трижды подряд, затем посыпались сообщения. Татьяна отодвинула смартфон в сторону, глядя, как экран то и дело вспыхивает новыми уведомлениями. Она не была готова к этому разговору. Не сейчас.
Последнее сообщение светилось на экране:
Ты серьёзно игнорируешь меня? Катя уже всем рассказала, что поедет в лагерь! Ты хочешь, чтобы мой ребёнок чувствовал себя хуже других?
Татьяна медленно провела пальцем, удаляя уведомление. Впервые за пять лет она не спешила отвечать, не бросалась исправлять ситуацию. Впервые она позволила себе просто посидеть в тишине своей кухни, слушая, как за окном шумит дождь.
На следующее утро раздался звонок от матери. Голос Ирины Павловны гремел в трубке, словно раскат грома:
— Таня, ты совсем совесть потеряла? Вика всю ночь не спала! Катя ревёт! Как ты могла так поступить с родной сестрой?
— Мам, — Татьяна говорила тихо, но чётко, — у меня на работе сократили премии. Я не могу…
— Не можешь? — мать перебила её. — А кто может? Ты же прекрасно зарабатываешь! Неужели нельзя немного потерпеть ради племянницы?
В этот момент Татьяна вдруг осознала странную вещь. Все эти годы она действительно терпела. Терпела, когда отказывала себе в новом пальто, чтобы оплатить курсы сестре. Терпела, когда ела дешёвые макароны, пока Вика хвасталась новым телефоном. Терпела молча, без жалоб, потому что “так надо”.
— Мама, — её голос дрогнул, — а когда-нибудь кто-то потерпит ради меня?
На другом конце провода воцарилась тишина. Затем Ирина Павловна фыркнула:
— Вот ещё! У тебя же всё есть! Квартира, работа… Ты что, всерьёз обижаешься?
Этот разговор оборвался так же резко, как и начался. Татьяна опустила телефон на стол и вдруг заметила, что её руки слегка дрожат. Но вместе с дрожью пришло странное облегчение — словно тяжёлый камень, который она тащила годами, наконец упал с плеч.
Через два дня состоялся день рождения тёти Клавдии. Татьяна ехала на праздник с тяжёлым чувством, но отказаться означало дать новый повод для обвинений.
Гостиная тёти блистала праздничными огнями. Стол ломился от изысканных блюд — осетрина, запечённая утка, дорогие сыры. Татьяна невольно прикинула в уме: “На одну эту рыбу ушло больше, чем я трачу на неделю продуктов”.
Когда началось вручение подарков, все взгляды автоматически устремились к ней. Клавдия Михайловна, разодетая в новое кружевное платье, протянула руки с театральным ожиданием:
— Ну, Танюша, что ты мне на этот раз приготовила? В прошлый раз был такой чудесный сервиз!
Татьяна молча достала из сумки небольшую коробочку — изящные серебряные серёжки, которые она купила в ювелирном отделе универмага. Красивые, но скромные.
Тётя развернула подарок, и её лицо странно исказилось:
— И… это всё? — в её голосе явственно прозвучало разочарование.
В комнате повисла напряжённая тишина. Вика демонстративно отвернулась, мать смотрела с укоризной.
— Да, — спокойно ответила Татьяна. — Это всё.
На обратном пути, сидя в такси, она получила сообщение от сестры:
“Поздравляю. Теперь вся семья знает, какая ты жадная. Надеюсь, ты довольна.”
Татьяна закрыла глаза. Впервые за много лет она действительно была довольна. Довольна тем, что наконец-то перестала покупать их любовь. Довольна тем, что её банковский счёт больше не был мерилом её ценности для семьи.
Она открыла приложение банка и перевела последние пять тысяч — не сестре, не родственникам, а на бронь того самого пансионата. На свою неделю покоя. На свою свободу.
А потом удалила все сообщения от Вики. Без сожалений.
Телефон Татьяны, обычно разрывавшийся от семейных сообщений, теперь лежал непривычно тихий. Ни звонков от матери, ни многоточий от Вики, ни даже случайных «как дела» от тёти Клавдии. Она знала — это затишье перед бурей.
Буря пришла в воскресенье утром, когда Татьяна, завернувшись в плед, пила кофе и смотрела в окно на первый снег. На экране телефона всплыло имя «Мам».
— Ты вообще собираешься приходить в себя? — голос Ирины Павловны звучал резко, без обычных предисловий.
— В чём дело? — Татьяна намеренно сделала глоток кофе, чтобы руки не дрожали.
— В чём дело?! — мать фальшиво рассмеялась. — Вика с Катей сидят без денег, холодильник пустой, а ты тут…
— Мам, — Татьяна перебила её, — у Вики есть работа. И, кажется, неплохие браслеты.
Тишина. Потом шёпот, шипящий, как пар из чайника:
— Ты… ты ей завидуешь? Неужели тебе жалко каких-то денег для родной сестры?
Татьяна вдруг представила, как выглядит со стороны: тридцать восемь лет, тёмные круги под глазами от бессонницы, ипотека до пенсии, а вместо отпуска — бесконечные переводы на «чрезвычайные нужды» сестры, которая только вчера выложила в соцсетях фото с нового ресторана.
— Да, — сказала она вдруг, чётко и громко. — Мне жалко. Жалко своих сил, времени и денег.
— Как ты… — мать задыхалась от возмущения, — как ты можешь так эгоистично…
— Мама, — Татьяна встала, подошла к окну, глядя, как снег медленно тает на тротуаре. — Когда в последний раз кто-то спросил, как у меня дела? Не «дай денег», не «купи», не «помоги» — а просто спросил?
— Ты… ты сводишь счёты? — голос Ирины Павловны дрогнул.
— Нет, — Татьяна улыбнулась в трубку, хотя знала, что мать не видит. — Я просто перестала платить по чужим счетам.
Она положила телефон, не дожидаясь ответа. Впервые за много лет её дыхание было ровным, а в груди не сверлила знакомая боль.
Через час пришло сообщение от Вики:
«Поздравляю. Мама в истерике. Ты добилась своего. Надеюсь, ты счастлива.»
Татьяна взглянула на календарь. Через три дня — её отпуск. Первый за три года. Она открыла браузер и забронировала не подмосковный пансионат, а билеты в Грецию. На те самые деньги, что копила все эти годы.
А потом взяла красный маркер и вычеркнула в своём блокноте строчку «Семья».
Оказалось, это тоже можно учитывать в расходах.