“Вера, ну что ты от меня хочешь?” — Сергей устало опустился на диван. — “Чтобы я запретил матери приходить? Она живет одна, мы ее единственная радость.”
“Я не прошу ее запрещать приходить. Я прошу поговорить с ней о том, как она себя ведет. О том, что нельзя постоянно критиковать меня, особенно при детях.”
“А что она такого сказала?”
“Серёж, ты издеваешься? Опять “что такого”? Ты сам все слышал. То, как она говорит Арине, что нужно учиться быть “настоящей женщиной”, не как я. То, как она намекает, что я не забочусь о тебе. Что я плохая хозяйка.”
“Ну, она просто беспокоится…”
“О чем? О том, что я кормлю детей овощами, а не жирными котлетами? О том, что я не считаю, что единственное предназначение женщины — угождать мужчине? И вообще, Серёж, почему ты вечно оправдываешь ее поведение? Она взрослый человек, а не ребенок. Она прекрасно понимает, что делает.”
“Вера, она старой закалки. Для нее эти вещи действительно важны.”
“То есть, уважение ко мне — не важно? Я должна молча терпеть унижения, потому что она “старой закалки”?”
“При чем тут унижения? Ты все преувеличиваешь.”
“А как это еще назвать? Когда человек постоянно указывает на твои недостатки, говорит, что ты плохая жена, плохая мать?”
“Она такого не говорила!”
“Серёж, она говорит это каждый раз! Только не прямо, а намеками. И ты это знаешь, просто не хочешь признавать.”
Сергей встал и нервно зашагал по комнате.
“Знаешь что, я устал от этих постоянных претензий. Тебе всегда что-то не так. То мама не так сказала, то я не так сделал.”
“Перестань,” — Вера тоже поднялась. — “Не переводи стрелки. Мы сейчас говорим не о тебе, а о поведении твоей матери.”
“А я говорю о тебе! О том, что ты постоянно чем-то недовольна, постоянно придираешься!”
“Я придираюсь?” — Вера почувствовала, как внутри все сжимается от обиды. — “Ты действительно думаешь, что я придираюсь, когда прошу защитить меня от хамства твоей матери?”
Сергей замолчал, уставившись в окно. Вера видела, как напряжена его спина, как сжаты кулаки.
“Ты не понимаешь,” — наконец сказал он. — “Мама действительно желает нам добра. Просто выражает это по-своему.”
“А я не понимаю, почему я должна терпеть хамство твоей матери ради сохранения мира в семье?” — тихо спросила Вера.
“Это не хамство, это…”
“Это именно хамство, Серёж. И то, что ты отказываешься это признавать, меня убивает.”
“Ты просто не хочешь видеть ее добрых намерений.”
“Каких добрых намерений? Когда она учит нашу дочь, что главная цель женщины — найти мужчину и угождать ему? Когда она постоянно намекает детям, что их мать — неудачница, не умеющая заботиться о доме и семье? Это ты называешь добрыми намерениями?”
“Вера, перестань.”
“Нет, не перестану! Меня достало, что ты всегда ее защищаешь, всегда становишься на ее сторону! Я твоя жена, Серёж. Я — твоя семья. Не она.”
“Она моя мать! Она вырастила меня, всю жизнь отдала мне! И да, я люблю ее и буду защищать!”
“От кого? От меня? Я что, какой-то монстр, который хочет ей зла? Я просто прошу уважения, Серёж. Обычного человеческого уважения.”
Сергей потер лицо ладонями.
“Я не знаю, что делать,” — признался он. — “Я не могу выбирать между вами.”
“Никто не просит тебя выбирать. Просто поговори с ней. Объясни, что ее замечания меня обижают. Что нельзя при детях критиковать их мать.”
“Она не поймет. Обидится.”
“И это важнее того, что обижаюсь я? Что она настраивает детей против меня?”
“Она не настраивает…”
“Серёж!” — Вера почти закричала. — “Она каждый раз говорит им, что я плохая мать, плохая жена! Если это не настраивание против меня, то что?”
Сергей молчал, и в его молчании Вера читала все, что нужно было знать. Он никогда не встанет на ее сторону. Никогда не скажет своей матери, что та не права.
“Знаешь что,” — тихо сказала Вера. — “Я так больше не могу. Я не хочу жить в доме, где меня постоянно унижают. Где мой собственный муж не способен защитить меня от нападок своей матери.”
“Ты о чем?” — Сергей напрягся.
“О том, что я устала, Серёж. Устала быть боксерской грушей для твоей мамы. Устала чувствовать себя чужой в собственном доме. Устала от того, что ты вечно на ее стороне.”
“И что ты предлагаешь?”
“Я не знаю,” — честно призналась Вера. — “Но так продолжаться не может. Мы либо решаем эту проблему, либо… я не знаю.”
“То есть, ты ставишь мне ультиматум? Или мать, или ты?”
“Нет, Серёж. Я не прошу тебя выбирать между нами. Я прошу тебя уважать меня и мои чувства. Я прошу тебя поговорить с матерью о ее поведении. Только и всего.”
“Ты же знаешь, что она не изменится.”
“А ты пробовал? Ты хоть раз серьезно говорил с ней об этом? Или всегда отделывался общими словами вроде «Мам, ну хватит»?”
Сергей отвернулся, и Вера поняла, что попала в точку. Он никогда не говорил с матерью серьезно. Никогда не пытался что-то изменить.
“Я не могу, Вера. Она старенькая уже, зачем ее расстраивать?”
“А меня расстраивать можно? Меня унижать при детях — это нормально? Я что, не человек?”
“При чем тут это…”
“При том, Серёж! При том, что ты готов жертвовать моими чувствами, моим комфортом, но не готов сказать своей матери, что она не права. Что так вести себя с твоей женой — недопустимо.”
Сергей прошелся по комнате, избегая смотреть на жену.
“Я подумаю, что можно сделать,” — наконец сказал он. — “Может, мы сможем реже видеться. Или…”
“Дело не в частоте встреч, Серёж! А в сути отношений! Твоя мать не уважает меня, и ты это позволяешь. Вот в чем проблема.”
“Вера, хватит уже. Мы ходим по кругу.”
Он был прав. Они действительно ходили по кругу — этот разговор повторялся из года в год, и ничего не менялось. Сергей не хотел ссориться с матерью, а Вера не могла больше терпеть ее выходки.
“Знаешь,” — сказала она, отчаянно пытаясь не расплакаться. — “Я подумываю взять детей и поехать к маме на какое-то время. Мне нужна передышка от всего этого.”
Сергей замер.
“Ты серьезно? Ты хочешь уехать? Из-за такой ерунды?”
“Ерунды?” — Вера покачала головой. — “Вот видишь, для тебя то, что меня унижают в моем собственном доме — это ерунда. А для меня — нет. Для меня это дело принципа.”
“И ты готова разрушить семью из-за своих принципов?”
“А ты готов допустить разрушение семьи из-за нежелания поговорить с мамой? Серёж, я не прошу ничего невозможного. Только уважения. И поддержки от тебя.”
“Я поддерживаю тебя! Но я не могу ссориться с мамой, она и так много пережила. Отец умер, она одна, мы ее единственная отрада.”
“И ради этой отрады ты готов пожертвовать мной? Нашими отношениями?”
“Это не так…”
“Именно так! Именно это происходит в течение последних четырех лет. Твоя мать третирует меня, а ты молчишь, потому что не хочешь ее расстраивать. А меня, значит, расстраивать можно?”
Вера увидела, как Сергей стиснул зубы. Он не мог ничего возразить, потому что она была права, и он это знал.
“Я поговорю с ней,” — наконец сказал он. — “Но не обещаю, что это что-то изменит.”
“Спасибо и на этом,” — Вера вздохнула. — “Надеюсь, ты будешь достаточно убедителен.”
Она вышла из комнаты, оставив мужа наедине с его мыслями. Они оба знали, что этот разговор ничего не решит. Сергей скажет матери какие-то общие слова, она обидится, поплачет, он сразу отступит. А потом все снова пойдет по кругу.
Стоя в ванной и глядя на свое отражение в зеркале, Вера видела усталую женщину с потухшими глазами. Когда-то она была веселой и жизнерадостной. Когда-то считала, что ее брак с Сергеем — это лучшее, что могло с ней случиться. Теперь же…
Вера плеснула в лицо холодной водой, пытаясь привести мысли в порядок. Она и правда подумывала о том, чтобы уехать к матери на время. Возможно, расстояние что-то изменит? Возможно, Сергей наконец поймет, что проблема действительно серьезная?
Следующее утро началось как обычно — подъем, завтрак, сборы в школу и детский сад. Сергей был молчалив и мрачен. Вера тоже не стремилась заводить разговор. Оба чувствовали, что сказали вчера слишком много — и слишком мало одновременно.
Вера пришла с работы раньше обычного — у нее разболелась голова, и она решила отменить вечернюю встречу с клиентом. Войдя в квартиру, она услышала голоса на кухне. Сергей не должен был вернуться так рано, значит…
Да, это была Тамара Петровна. Свекровь сидела за кухонным столом с чашкой чая, а напротив нее — Сергей, взъерошенный и явно раздраженный.
“Я не понимаю, о чем ты вообще говоришь,” — услышала Вера возмущенный голос свекрови. — “Какие претензии? Я всегда хорошо относилась к Вере, всегда помогала вам!”
“Мама, Вера считает, что ты ее критикуешь,” — голос Сергея звучал устало. — “Особенно при детях.”
“Я? Критикую? Да я просто говорю правду! И вообще, Сережа, это все она тебе голову морочит, настраивает против родной матери. Я сразу видела, что она не та женщина, что тебе нужна!”
Вера замерла в коридоре, не решаясь войти. Ее сердце колотилось как сумасшедшее.
“Мам, не начинай,” — в голосе Сергея слышалось предупреждение. — “Я просто прошу тебя быть… мягче с Верой. Не делать замечаний, особенно при детях.”
“Ах так? То есть, мне теперь и слова сказать нельзя в вашем доме? Я для нее посторонняя, да? Благодетельница нашлась! А кто тебя воспитал? Кто ночей не спал, когда ты болел? У кого ты жил, пока свою квартиру не купил? У меня! А теперь родная мать для тебя никто, да?”
Вера слышала, как Сергей тяжело вздохнул.
“Мама, я не это имел в виду. Просто… нам нужно научиться уважать друг друга.”
“Она должна меня уважать, я ее старше! Я твоя мать, в конце концов!”
“А она — моя жена.”
“И что с того? Жену можно поменять, а мать — нет!”
Вера почувствовала, как к глазам подступают слезы. Так вот в чем дело — Тамара Петровна считает ее легко заменяемой. Всего лишь временным приложением к своему драгоценному сыночку. И похоже, Сергей думает так же…
Она тихо развернулась и вышла из квартиры. Спускаясь по лестнице, Вера достала телефон и набрала номер матери.
“Мама, привет. Слушай, можно мы с детьми приедем к тебе на пару недель?”
Через два дня, собрав необходимые вещи, Вера с детьми уехала в родной город. Сергей проводил их до вокзала. Был молчалив и хмур.
“Надолго?” — спросил он, помогая донести сумки до вагона.
“Не знаю,” — честно ответила Вера. — “Посмотрим.”
“Ты ведь вернешься?” — в его глазах мелькнуло что-то похожее на страх.
“Не знаю, Сережа,” — повторила Вера. — “Это зависит не только от меня.”
Уже сидя в поезде и глядя, как Сергей одиноко стоит на перроне, Вера думала, что, возможно, их брак действительно подошел к концу. Не из-за ссор и не из-за свекрови даже, а из-за невозможности быть услышанной. Из-за того, что для мужа она всегда будет на втором месте после его матери.
И это было больнее всего осознавать.
В то время как поезд уносил ее все дальше от той жизни, которую она строила последние годы, Вера не знала, вернется ли когда-нибудь назад. И хочет ли возвращаться вообще.
