“Мам, я не могу найти свои кроссовки!” “Мам, ты подписала моё разрешение на экскурсию?” “Мам, я есть хочу!” “Мам, смотри, что я нарисовал!” “Мам…” “Мам…” “МАМ!”
Я открыла глаза и уставилась в потолок. Было 5:47 утра. Ещё тринадцать минут до звонка будильника, тринадцать минут тишины. Тринадцать минут, когда я могла быть просто Алёной, а не мамой Киры и Марка, женой Андрея, невесткой Натальи Петровны, членом родительского комитета и менеджером среднего звена.
Тринадцать минут моей собственной жизни.
Я тихо повернулась на бок, стараясь не разбудить мужа. Андрей спал, чуть приоткрыв рот, его дыхание было глубоким и ровным. Иногда я завидовала этой его способности — спать так крепко, словно за окном не существует мира с его бесконечными обязанностями и ожиданиями.
Проклятая тревожность материнства. Даже когда дети спят, внутренний радар продолжает работать: не слишком ли тихо в детской? не поднялась ли температура у Марка? успею ли я приготовить обед, постирать форму для физкультуры, забрать Киру с танцев, купить подарок на день рождения её одноклассницы?
И самое страшное — понимание, что завтра будет то же самое. И послезавтра. И через год. Бесконечный день сурка, где меняются только мелочи: температура на градус выше, новая дырка на колготках, другая одноклассница с другим днём рождения.
Будильник зазвенел ровно в шесть.
Завтрак, сборы, споры из-за одежды, поиски второго носка, причёска Киры (“Мам, мне нужны два хвостика, а не один!”), бутерброды в контейнеры, проверка рюкзаков.
“Так, не забываем, сегодня у тебя дополнительный английский, а у тебя репетитор по математике”, – я говорила на автопилоте, наливая себе уже третью чашку кофе.
“Я не пойду к репетитору”, – вдруг заявил Марк, мой десятилетний упрямец.
“Что значит ‘не пойду’?”
“У меня болит голова. И живот. И нога. И вообще я устал”.
Я вздохнула, закрыла глаза и мысленно сосчитала до пяти. Боже, как же я тебя понимаю, малыш. Я тоже устала. Так устала, что иногда мне кажется, будто мое тело налито свинцом.
“Марк, мы это уже обсуждали. Тебе нужно подтянуть математику”.
“Зачем? Я всё равно буду программистом, а компьютер всё посчитает!”
“Программисты как раз должны хорошо знать математику”, – вмешался Андрей, наконец оторвавшись от телефона. Он сидел в халате за столом, пока я металась между кухней и детской, пытаясь одновременно собрать детей в школу и себя — на работу.
“Андрей, ты не мог бы сегодня отвезти детей?” – спросила я, заранее зная ответ.
“Прости, не могу. У меня встреча в 8:30, я и так впритык”.
Конечно. У него “впритык”. А у меня, видимо, вечность в запасе.
“Ладно, отвезу, только на сборы 5 минут”.
Когда все наконец ушли, я села на кухне и бессмысленно уставилась в пустую чашку. Дом внезапно стал таким тихим. Только тиканье часов и гудение холодильника.
Мне нужно было собираться на работу, но вместо этого я сидела и ощущала что-то странное внутри. Пустоту? Тоску? Я не могла подобрать слова. Это было похоже на голод, но не физический. Будто что-то внутри меня изголодалось, истощилось до предела.
Я встала, подошла к зеркалу в прихожей. Женщина, глядящая на меня оттуда, казалась смутно знакомой. Тёмные круги под глазами, волосы, наспех собранные в пучок, бледные губы без помады. Когда я последний раз красилась не для важной встречи, а просто так, для себя? Не помню.
В углу зеркала была приклеена фотография — я на Бали, за пару месяцев до встречи с Андреем. Загорелая, с растрёпанными от морского ветра волосами, в ярком сарафане. Глаза сияют, улыбка широкая и настоящая.
Я помню тот день. Я поднялась на рассвете, арендовала скутер и поехала к вулкану. Одна. Потому что захотела. Потому что могла.
Когда я последний раз делала что-то просто потому, что захотела?
Телефон завибрировал. Сообщение от свекрови: “Не забудь, что в субботу день рождения Вовочки. Я заказала торт, но салаты на тебе. И купи подарок от нас с дедушкой, у меня спину прихватило”.
Вовочка — племянник Андрея, сын его старшего брата. Ему исполнялось пять. Я совсем забыла.
Я представила эту субботу: приготовление трёх салатов, поиск подарка, который понравится избалованному Вовочке, натянутые улыбки, расспросы свекрови о том, почему Кира до сих пор не занимается музыкой (“В её возрасте я уже на пианино играла!”), комментарии золовки о том, что Марк слишком худой (“Ты его совсем не кормишь?”).
И что-то во мне сломалось.
Не знаю, как описать это чувство. Словно последняя ниточка, державшая меня в рамках “хорошей мамы”, “хорошей жены”, “хорошей невестки”, просто перетёрлась и лопнула.
Я нашла в телефоне номер туристического агентства, где работала моя старая подруга Вика.
– Вика? Привет, это Алёна. Да, сто лет, знаю. Слушай, у тебя есть что-нибудь на эти выходные? Одноместный номер.
Она удивилась, но не стала задавать вопросов. Через полчаса прислала варианты: загородный отель с термальными источниками, глэмпинг в лесу или хостел в Питере.
Я выбрала отель. Забронировала номер на две ночи, с пятницы по воскресенье. Оплатила картой. Руки дрожали, а внутри разливалось странное чувство — смесь страха и восторга, как перед прыжком с высоты.
В офисе я оформила отгул на пятницу. В обед позвонила маме: – Мам, ты не могла бы побыть с детьми в эти выходные? С пятницы вечера до воскресенья.
– Что-то случилось? – сразу встревожилась она.
– Нет. Просто… мне нужно уехать.
– Андрей в командировку едет?
– Нет. Я… одна.
Пауза. Я почти слышала, как в её голове щёлкают шестерёнки, пытаясь найти логичное объяснение тому, почему мать двоих детей вдруг решила куда-то уехать без них.
– Алёна, у вас с Андреем… всё в порядке?
– Да, мам. Просто мне нужно… побыть одной. Ненадолго.
Ещё одна пауза.
– Хорошо, – сказала наконец она. – Я приеду в пятницу к шести.
В тот вечер я собирала вещи, пока дети смотрели мультфильм, а Андрей принимал душ. Маленький чемодан, необходимый минимум: джинсы, свитер, футболка, нижнее бельё. Косметичка, зубная щётка. Книга, которую я купила полгода назад и всё ещё не прочитала дальше третьей страницы. Ноутбук я решила не брать.
– Ты куда-то едешь? – Андрей стоял в дверях спальни, с мокрыми после душа волосами.
Я глубоко вдохнула. Сейчас или никогда.
– Да. На выходные. Я забронировала номер в отеле “Лесной”.
– Что? – он нахмурился. – А дети?
– Мама побудет с ними. Я уеду в пятницу вечером и вернусь в воскресенье.
– Подожди… ты едешь в отель? Одна? Зачем?
Я закрыла чемодан и повернулась к нему.
– Затем, что если я проведу ещё хотя бы один день, играя роль идеальной мамы, жены и невестки, я либо сорвусь на детей, либо разобью все тарелки в доме.
Его глаза расширились.
– Алён, что с тобой? Ты заболела? Может, к врачу… – Я не заболела, Андрей. Я устала. Понимаешь? Просто чертовски устала быть всем для всех. Я хочу побыть одна. Два дня. Всего два дня за десять лет материнства. Это так много?
Он посмотрел на меня так, словно впервые увидел.
– Но… день рождения Вовочки…
– Вот именно из-за таких “но” я и уезжаю. Вовочка как-нибудь отпразднует без меня и моих салатов.
– Мама будет расстроена.
– Твоя мама всегда расстроена, если что-то идёт не по её плану. Но это её проблемы, не мои.
Он потёр лицо руками.
– Я не понимаю. Если тебе нужен отдых, мы могли бы поехать всей семьёй…
– Ты не слышишь меня, Андрей. Мне нужно побыть ОДНОЙ. Не с тобой, не с детьми, не со свекровью. Одной. Чтобы проснуться, когда я хочу. Есть, когда я хочу. Читать книгу больше пяти минут подряд, не отвлекаясь на чужие потребности.
Его лицо потемнело.
– Знаешь, как это звучит? Как будто ты нас бросаешь.
– Я уезжаю на два дня в отель, а не на другой континент.
– Но дети…
– Дети проведут выходные с бабушкой и папой, и это не конец света.
Марк заглянул в комнату:
– Мам, мы будем ужинать?
– Да, солнышко, иду.
Весь вечер Андрей был молчалив и задумчив. Дети, почувствовав напряжение, притихли. За ужином Кира спросила:
– А почему ты уезжаешь, мам?
– Мне нужно немного отдохнуть, зайчик.
– От нас? – глаза семилетней дочери наполнились слезами.
И вот тогда я поняла, что должна быть честной. С ними. С собой.
– Иногда, – сказала я, осторожно подбирая слова, – взрослым нужно побыть одним. Как ты иногда закрываешься в своей комнате, чтобы поиграть с куклами, и не хочешь, чтобы Марк тебе мешал. Помнишь?
Она кивнула.
– Это не значит, что ты не любишь брата. Просто иногда тебе нужно пространство. Вот и мне нужно немного пространства. Я очень-очень люблю вас, но я устала, и мне нужно набраться сил.
– А потом ты вернёшься? – спросил Марк.
– Конечно, вернусь. В воскресенье вечером.
– И привезёшь нам подарки? – прагматично уточнила Кира.
Я рассмеялась, чувствуя, как напряжение отпускает.
– Возможно.
Позже, когда дети уснули, Андрей подошёл ко мне на кухне.
– Ты серьёзно это сделаешь?
– Да.
– Моя мама будет в ярости.
– Переживёт.
Он вздохнул.
– Знаешь, я мог бы обидеться. Закатить скандал. Запретить тебе ехать.
– Мог бы.
– Но я не буду, – он посмотрел мне в глаза. – Потому что я давно не видел, чтобы ты так… загоралась. Даже когда злишься, в твоих глазах что-то есть. Что-то настоящее. И я скучаю по этому.
Я молчала.
– Я не понимаю, почему это должно быть именно так, без нас, – продолжил он. – Но я попробую принять это. Поезжай. Отдохни. Возвращайся к нам.
– Спасибо, – тихо сказала я, и на глаза неожиданно навернулись слёзы.
Он притянул меня к себе и обнял. И в этот момент я поняла, что не все потеряно – ни в нашем браке, ни во мне самой.
***
Пятница наступила так быстро, что я едва успела осознать, что действительно делаю это. Сборы на работу, звонки клиентам, отчёты — всё слилось в один размытый поток, в конце которого был мой маленький чемодан и ключи от машины.
Мама приехала без опозданий, как всегда. В её глазах читалось беспокойство, но она держалась молодцом — ни одного осуждающего комментария, только деловые вопросы о режиме детей и планах на выходные.
«Андрей обещал свозить их в аквапарк в субботу», — сказала я, застёгивая куртку.
«А что с днём рождения Вовочки?» — осторожно спросила мама.
«Папа повезёт их без меня», — твёрдо ответила я, и она кивнула, принимая это как факт.
Дети прощались со мной так, словно я уезжала на войну, а не на выходные. Кира обвила мою шею руками и прошептала: «Возвращайся скорее». Марк, стараясь выглядеть невозмутимым, вручил мне сложенный лист бумаги.
«Это карта сокровищ», — пояснил он. — «Я нарисовал её специально для тебя. Может, в твоём отеле будет клад».
Я прижала его к себе, чувствуя, как сердце сжимается от любви и вины. Правильно ли я поступаю? Может, я просто ужасная мать, которая сбегает от собственных детей из-за эгоистичного желания тишины?
«Иди уже», — вдруг сказал Андрей, и я с удивлением увидела в его глазах не осуждение, а понимание. «Отдыхай. Мы справимся».
И я ушла. Села в машину, завела двигатель и поехала — не оглядываясь, чтобы не передумать.
Отель «Лесной» находился в часе езды от города. Когда я свернула с шоссе на узкую дорогу, ведущую через сосновый лес, мысли в голове всё ещё метались между чувством вины и странным, пьянящим предвкушением свободы.
На стойке регистрации меня встретила улыбчивая девушка.
«Номер на имя Алёны Сергеевой», — сказала я, протягивая паспорт.
«Добро пожаловать! У нас для вас одноместный номер с видом на лес. Завтрак включён, СПА-комплекс работает до 22:00. Что-нибудь ещё?»
Я покачала головой, взяла ключ-карту и направилась к лифту. Номер оказался маленьким, но уютным. Широкая кровать, мягкое кресло у окна, столик с чайными принадлежностями. И главное — тишина. Абсолютная, звенящая тишина.
Я бросила чемодан у двери, скинула туфли и упала на кровать. Подумала о том, что дома уже, наверное, начинается вечерняя суматоха: ужин, мультики, купание, сказка на ночь… Но меня там нет. Меня нет ни для кого.
От этой мысли по телу разлилось странное чувство. Лёгкость? Свобода? Или всё-таки вина?
Я встала и подошла к окну. Солнце уже садилось, окрашивая верхушки сосен в золотисто-розовый цвет. Мне захотелось выйти, прогуляться, но не было сил даже переодеться. Я просто стояла и смотрела, как умирает день, и думала о том, что, возможно, я тоже умираю — как личность, как женщина, растворяясь в бесконечных «мама, мама, мама».
Телефон в сумке завибрировал. Андрей. Спрашивает, доехала ли я. Я ответила коротко: «Да, всё хорошо. Номер уютный».
«Дети спрашивают, нашла ли ты уже сокровища по карте Марка», — написал он в ответ.
Я улыбнулась, вспомнив про карту. Достала её из сумки и развернула. Марк нарисовал что-то, отдалённо напоминающее план отеля (видимо, в его воображении), с крестиком в том месте, где должен быть клад.
«Ещё нет, но я обязательно поищу», — написала я и отложила телефон.
Вечер я провела в номере, заказав ужин из ресторана отеля. Бокал вина, паста с морепродуктами, салат. Я ела медленно, растягивая удовольствие, не отвлекаясь на просьбы нарезать кому-то мясо или подлить сока. Просто ела, наслаждаясь вкусом и тишиной.
После ужина я приняла долгую ванну — такую, о которой давно мечтала: с пеной, ароматическими маслами и отсутствием стука в дверь и криков: «Мам, а где моя пижама?»
Когда я наконец легла в постель, за окном уже была глубокая ночь. Я взяла книгу, которую привезла с собой, но не прочитала и страницы — глаза закрывались сами собой. Впервые за много лет я заснула без будильника, зная, что утром меня никто не разбудит.
Я проснулась от солнечного света, льющегося через незашторенное окно. Несколько секунд лежала, не понимая, где я и почему так тихо. Потом вспомнила — отель, мой побег, мой маленький бунт.
Часы показывали 9:30. Я не спала так долго с тех пор, как родилась Кира. Сон без тревоги, без внутренних часов, без готовности вскочить на любой шорох.
«Доброе утро», — сказала я сама себе и улыбнулась. Тело ощущалось лёгким, почти невесомым. Я встала, потянулась и подошла к окну. День был солнечным, на небе ни облачка.
Я неторопливо собралась, надела джинсы и свитер и спустилась в ресторан на завтрак. Шведский стол ломился от блюд, и я выбрала всё, что захотела: омлет, круассан, фрукты, свежевыжатый апельсиновый сок. Ела, глядя через панорамное окно на лес, и думала о том, как редко я позволяю себе просто сидеть и смотреть в окно, никуда не спеша.
После завтрака я отправилась исследовать территорию отеля. Прогулочные дорожки, беседки, скамейки у маленького пруда. Я шла медленно, вдыхая аромат сосен и слушая пение птиц. Всё это время мой телефон оставался в номере, и я не чувствовала фантомной вибрации в кармане — той самой, что обычно заставляет меня дёргаться и проверять, не пропустила ли я сообщение или звонок.
В полдень я решила сходить в СПА-центр. Давно хотела попробовать массаж горячими камнями, но всё время откладывала — то дети, то работа, то деньги нужны на что-то более необходимое.
Массажистка, женщина лет пятидесяти с добрыми глазами, спросила, когда я последний раз была на массаже.
«Лет десять назад», — ответила я, и она покачала головой.
«Мышцы задеревенели. Вы очень напряжены».
Я закрыла глаза, почувствовав, как тёплые камни ложатся на позвоночник.
«Я знаю».
Час массажа пролетел как мгновение. Когда я поднялась с кушетки, тело казалось чужим — расслабленным, плавным, словно я заново училась им управлять.
«Вам нужно делать это регулярно», — сказала массажистка. — «Хотя бы раз в месяц».
Я кивнула, зная, что вряд ли последую этому совету. Но что-то внутри меня уже задумалось — а почему бы и нет? Почему я не могу выделить время и деньги на себя? Почему все мои ресурсы всегда уходят на других?
Вернувшись в номер, я проверила телефон. Три сообщения от Андрея: «Доброе утро! Как спалось?» «Мы с детьми собираемся в аквапарк. Вечером едем к родителям». «Мама спрашивала о тебе. Сказал, что ты простудилась».
Я улыбнулась. Он солгал своей матери ради меня. Это было… непривычно.
Я ответила: «Доброе! Спалось чудесно. Была на массаже. Спасибо за прикрытие. Как дети?»
«Нормально. Кира сказала, что хочет, чтобы у тебя был отпуск каждый месяц, потому что тогда папа разрешает есть пиццу на ужин».
Я рассмеялась. Конечно, пицца на ужин. Классика.
Остаток дня я провела, гуляя по лесу, читая книгу в кресле у окна и плавая в бассейне. Время текло медленно, растягиваясь, как патока. Я чувствовала, как напряжение последних лет постепенно отпускает, словно тугая пружина внутри меня понемногу разжимается.
Вечером я снова заказала ужин в номер. Села с бокалом вина у окна и наблюдала, как солнце скрывается за лесом. Мне не было одиноко. Наоборот, я чувствовала себя целой, собранной, настоящей. Как будто все эти годы я была разбросана на тысячи кусочков — для детей, для мужа, для свекрови, для работы, для всех, кроме себя.
Я достала телефон и открыла галерею. Фотографии детей, дня рождения, поездок… Я улыбнулась, глядя на их счастливые лица. Я любила их — безмерно, глубоко, до боли. Но я также начинала понимать, что любовь не должна означать полного самоотречения. Что я могу любить их и при этом оставаться собой.
Мне позвонила мама.
«Как ты там?» — В её голосе звучало беспокойство.
«Хорошо, мам. Правда, хорошо».
«Дети скучают. Кира говорит, что ты поехала искать сокровища».
Я вспомнила про карту Марка.
«Да, пока не нашла».
«Алёна… — мама замолчала, подбирая слова. — Я не понимаю, зачем ты это делаешь, но… я рада, что ты это делаешь».
Я удивилась.
«Правда?»
«Да. Я сама никогда не решалась на такое, когда вы были маленькими. Всегда ставила вас на первое место. Это правильно, конечно, но… иногда я думаю, что упустила что-то важное».
Я молчала, не зная, что ответить.
«Возвращайся отдохнувшая», — сказала она после паузы. — «Детям нужна счастливая мать, а не замученная».
После разговора я долго сидела, глядя в темноту за окном. Мысли в голове были такими же тёмными и глубокими, как ночной лес. О том, что материнство — это бесконечное балансирование между самоотдачей и самосохранением. О том, что я не должна растворяться в своих детях, иначе когда они вырастут и уйдут, от меня ничего не останется. О том, что любовь — это не только жертва, но и осознанный выбор.
Я заснула с книгой в руках, и мне снилось, что я летаю над лесом, свободная и лёгкая, как птица.
Утро воскресенья встретило меня дождём. Мелкие капли стучали по стеклу, создавая уютный, убаюкивающий ритм. Я проснулась рано, около семи, но не спешила вставать. Просто лежала, глядя на серое небо за окном, и думала о том, что сегодня мне предстоит возвращаться домой.
Странно, но я не чувствовала сожаления. Тоска по детям, которую я пыталась игнорировать всё это время, проступила сквозь панцирь усталости. Я хотела их увидеть, обнять, услышать их голоса. Но не так, как раньше — не из чувства вины или обязанности, а из любви и тоски.
После завтрака я решила одеться и выйти на улицу, несмотря на дождь. Натянула свитер, куртку и взяла зонт. Вышла на территорию отеля и пошла по дорожке, ведущей к лесу. Земля была влажной, воздух свежим и чистым.
Я шла без цели, просто наслаждаясь моментом. Дождь усилился, капли барабанили по зонту, но мне было всё равно. Я чувствовала себя живой, настоящей, присутствующей в каждом мгновении.
Вдруг я остановилась у большого камня, выступающего из земли. Что-то в нём показалось мне знакомым. Я достала из кармана карту Марка и сравнила. Не может быть… Но камень действительно был похож на тот, что нарисовал сын.
Конечно, это было просто совпадение. Марк никогда не был в этом отеле и не мог знать о камне. Но всё же… Я подошла ближе, обошла камень кругом. Под ним была небольшая ниша, прикрытая мхом.
Я присела на корточки и заглянула внутрь. Там лежала маленькая шкатулка, явно оставленная кем-то недавно — не покрытая пылью, не тронутая влагой. Я осторожно достала её и открыла.
Внутри была записка. Детским почерком, корявыми буквами: «Мама, мы знаем, что ты найдёшь этот клад! Мы очень тебя любим! Кира и Марк».
А под запиской — маленький камешек в форме сердца.
Я застыла, не понимая, как это возможно. Потом вспомнила разговор с Андреем: «Мы собираемся в аквапарк». Аквапарк был недалеко от этого отеля. Они приезжали сюда?
Я прижала шкатулку к груди и рассмеялась. Потом заплакала. Стояла под дождём, с зонтом в одной руке и шкатулкой в другой, и плакала от счастья и нежности.
Когда я вернулась в номер, промокшая и счастливая, на телефоне было сообщение от Андрея: «Нашла?»
Я написала в ответ: «Да. Вы невероятные. Спасибо».
Сбор вещей занял всего несколько минут. Я чувствовала нетерпение, желание поскорее вернуться домой, обнять детей, поблагодарить мужа за понимание и поддержку.
Перед отъездом я ещё раз обошла номер, проверяя, не забыла ли чего. Взгляд упал на мой мобильный. Я подняла его, на мгновение задумалась, а потом отключила звук и положила в сумку. Решение пришло внезапно, но твёрдо: один час в день, когда телефон будет на беззвучном режиме. Один час для себя, для книги, для мыслей, для тишины.
Это будет мой ежедневный маленький бунт.
Я закрыла дверь номера и направилась к лифту. Дождь за окном прекратился, из-за туч показалось солнце. Впереди ждала дорога домой, к моей семье, к моим обязанностям, к моей жизни. Но что-то изменилось. Что-то внутри меня сдвинулось, встало на место.
Я нашла своё сокровище — себя. И теперь я возвращалась домой не просто как мама Киры и Марка, жена Андрея, невестка Натальи Петровны. Я возвращалась как Алёна — женщина, которая знает, чего хочет, и не боится об этом говорить.
В пути я не включала музыку, просто слушала шум дороги и собственные мысли. О том, что нужно чаще говорить с Андреем — по-настоящему говорить, а не просто обсуждать бытовые вопросы. О том, что детям пойдёт на пользу видеть, что у мамы есть собственные интересы и потребности. О том, что свекровь, возможно, просто не знает другого способа проявлять заботу, кроме как контролировать.
Я думала о своих коллегах, о том, как часто мы — женщины с детьми — извиняемся за то, что нам нужно уйти пораньше или взять больничный. Как будто наше материнство — это недостаток, который нужно компенсировать идеальной работой. Может быть, пора перестать извиняться и начать нормализовать то, что мы — целые, сложные люди, а не просто функции.
Когда я подъехала к дому, солнце уже клонилось к закату. Я взяла чемодан, шкатулку с сокровищами и поднялась на свой этаж. Дверь распахнулась ещё до того, как я успела достать ключи.
«МАМА!» — Кира и Марк кинулись ко мне одновременно, обвивая руками, прижимаясь так крепко, что я едва устояла на ногах.
«Ты нашла наш клад!» — Марк заметил шкатулку в моей руке.
«Да, нашла», — улыбнулась я, встречаясь взглядом с Андреем, который стоял в дверях. «Это было лучшее сокровище в моей жизни».
Я шагнула в квартиру, в привычный шум и хаос. Но теперь я знала, что даже в этом водовороте можно найти островок тишины. Свой маленький, тихий бунт, который помогает не потерять себя.
Мои дети и муж смотрели на меня с ожиданием, с любовью, с тысячей вопросов в глазах. Я улыбнулась им — счастливо, спокойно, уверенно.
«Я дома», — сказала я, и это было правдой. Дом — это не только место, где живут любимые люди. Дом — это когда ты можешь быть собой, полностью и без остатка.
Я была дома. И я была собой.